Такой суровый приговор был вынесен московским нравам, и Голицын не мог не знать: Москва в первую очередь станет объектом самого пристального внимания "высшего надзора". Что же предпринять в столь непростой ситуации? Шаг, который сделал князь, выдает в нем не только храброго воина, но и опытного стратега, Следуя формуле "Лучший способ защиты – нападение", он...

 

Сохранились очень любопытные воспоминания одного чиновника, долгое время работавшего в канцелярии генерал-губернатора. Они подробнейшим образом объясняют нам этот шаг: "Учреждение жандармства не нравилось князю Д.В. Голицыну, не потому, чтобы это был тайный контроль в его управлении и гордость его оскорблялась, но по боязни того неуловимого влияния, того неотразимого зла, которое могли делать в обществе, в частной жизни члены тайной полиции по влечению своих личных отношений; он не мог составить прямой оппозиции государственному учреждению и требовать для себя исключения, но задумал парализовать действия жандармов и ввести их в тесную рамку политического круга действия и достиг своей цели. Под предлогом размножения дел о раскольниках, секретной дипломатической переписки и необходимости иметь в губернии по делам неполитическим тайных агентов, князь исходатайствовал учреждение при своей канцелярии секретного отделения и испросил штрафную сумму за просрочку в Москве адресных билетов в безотчетное свое распоряжение (до 70 тыс. ассигнациями в год) на содержание тайных агентов. Управление этой канцелярией и агентами он вверил служившему при нем князю Ивану Федоровичу Голицыну, человеку жестокому, но хитрому и вполне сочувствовавшему мысли дяди. Предположения князя Дмитрия Владимировича скоро оправдались на деле; жандармы не только следили, нет ли заговоров и бунтовщиков, но проникали в семейные тайны, касались администрации, доносили на частных лиц, и присутствие тайного надзора посеяло во всех страх и стало отзываться в общественной жизни, ибо изо всего могли сделать повод к неприятностям враги тайные, безответственные. Но скоро обозначились и действия Ивана Федоровича Голицына: едва только жандармы что-нибудь доносили и граф Бенкендорф сообщал князю Дмитрию Владимировичу для распоряжения или предупреждения, князь имел уже данные отвечать, что это вздор, если это был вздор, или что он уже принял свои меры к предупреждению зла, если была правда; при этом почти всегда действия жандармов представлялись их начальству бесполезными, запоздалыми, преувеличенными и часто князь Дмитрий Владимирович прямо писал, что они вмешиваются не в свое дело. Это породило сильное неудовольствие между шефом жандармов и генерал-губернатором, отстаивающим спокойствие вверенной ему столицы; его полиция была так деятельна, что везде предупреждала жандармов, а он сам, где только мог, уничтожал или ослаблял их действия".

Заканчивая эту статью, хочу добавить: найти подтверждение дальнейшей деятельности агентов Д.В. Голицына мне пока не удалось; аналогичные дела не встречаются среди сохранившихся документов ни 1828 года, ни последующих годов. Возможно, их не существовало, так как деятельность агентуры, о которой не могли не узнать в III Отделении и не донести об этом парю, была быстро прекращена.

 

Чем же закончилось противостояние А.Х. Бенкендорфа и Д.В. Голицына? Как это ни странно – миром. В цитированных выше воспоминаниях чиновника из департамента Голицына об этом примирении рассказывается так:

 

"Позже помирил князя Дмитрия Владимировича с графом Бенкендорфом и военным министром князем Чернышевым чиновник его Барышников, вступивший на место умершего князя Ивана Федоровича Голицына; они, т.е. Дмитрий Владимирович Голицын, Бенкендорф и Чернышев, сделались истинными друзьями и единомышленниками".

 

В заключение после серьезного разговора об очень серьезных вещах и цитирования не менее серьезных документов мне хотелось бы предложить вам документы совсем иного свойства. Они из уже упоминавшейся папки из секретного архива московского генерал-губернатора. Это тоже донесения, но абсолютно бытового содержания. Жизнь, особенно жизнь прошлая, не существует для нас объективно. Ее мы узнаем и познаем только опосредованно. И воспоминания, легенды, мнения, смешные истории, слухи, донесения – тоже часть этой жизни, ее эпизоды, из которых и складывается цельная историческая картина.

 

 "Коллежский секретарь Николай Фустов занимал в Москве у разных людей различные суммы под залог предъявляемых им бриллиантовых вещей. По изъявленному от подпоручика Ямшаницкого в заложенных ему Фустовым вещах сомнению началось 8 марта 1826 года в московской полиции исследование, куда от разных лиц представлено заложенных Фустовым за его печатью более шестнадцати коробков, в коих по вскрытии оказались вещи стразовые. В сем подлоге было собственное и добровольное сознание Фустова на письме. По изданию 22 августа Всемилостивейшего манифеста следствие том прекращено, но заимодатели едва ли получили законное удовлетворение; а между тем Фустов, при всей черноте поступка его, принят в службу в Москве в межевую канцелярию, что самое унижает достоинство службы и заключает даже род неблагопристойности. Марта... дня 1827 года. Москва".

 

"Здесь в Москве торгуют винами в погребах на Новгородском подворье купец Александр Иванов, в Малой Певчей Григорий Зюзин и на Никольской улице Николай Иванов, но они под предлогом дозволенной торговли ренсковыми (виноградными – примеч. автора) винами продают ерофеич (водка, настоенная травами – примеч. автора) и водку сладкую даже чарками и имеют при этом закуску. Все сие должно происходить в виду полиции, но ею сего не взыскивается. Апреля 13 дня…"

 

"В Москве с давнего времени есть обыкновение в день так называемого Семика (праздновался в четверг на седьмой неделе после Пасхи – примеч. автора) и в праздник Св. Троицы расставлять внутри домов, на дворе и на улицах березки, которых нередко в один день покупают более сотни. Для удовлетворения сей прихоти, также и для подобного украшения в церквах в оба означенные дня окружные крестьяне привозят тех березок на продажу примерно около 200 тыс., срубая их поблизости Москвы в рощах помещичьих и даже казенных. Таковое истребление без всякой пользы рощ около Москвы иметь может со временем ощутительный недостаток в дровах или, по крайней мере, неизбежную в них дороговизну, ибо срубленные в 10 лет два миллиона дерев могли доставить значительное количество дров. Апреля… дня 1827 года".

 

"Здесь, в Москве, на всех рынках, базарах и площадях, по улицам, в трактирах, харчевнях и питейных даже домах ходят многие с привешенными на шею образами и тарелками или кружками в руках для собирания подаяния в церкви. Множество таких шатающихся собирателей, в особенности же по неприличным местам, производит какое-то неприятное впечатление и оскорбляет самую святыню. Апреля 13 дня 1827 г. Москва".

 

"Против Варварской площади в доме г. Шица содержит съестной трактир мещанин Никифор Максимов, куда стоящие на той площади рабочие люди и подрядчики сходятся обедать и для питья чаю. Частный пристав Федоров, заметив порядочную торговлю трактирщика, не упустил случая от него воспользоваться и потому, под предлогом будто площадь стеснена от рабочих, приказал квартальному надзирателю Филатьеву сказать Максимову, что будь он желает продолжать хорошую торговлю, то принес бы ему, приставу, в подарок 200 рублей, а в противном случае рабочие переведены будут на Никольскую площадь, почему Максимов на такое предложение принужден был согласиться и отнес к частному приставу требуемые им 200 рублей. Мая… дня 1827 года. Москва".

 

"Мясницкой части в доме Дудымкина в квартире мещанина Николая Михайлова происходит ежедневно азартная в карты игра. Той же части по Маросейке в Щербатовском трактире в комнатах приказчика Ивана Григорьева происходит подобная же игра в карты, где сверх сего, по рассказам очевидцев, напаивают приходящих допьяна и нередко без игры обирают деньги и вещи. В числе банкометов всегда бывают чиновник Петр Сергеев Першинский и мещанин Ларион Безпалый, которые вместе с прочими игроками недавно были призваны к Вашему Сиятельству. О сем для игры сборище известны частный пристав Федоров и квартальный надзиратель Филатьев, из коих первый, посещая сам, приказывал только быть осторожнее. Ход в комнаты приказчика из трактирного буфета вправо, через темную комнату по лестнице, в верхний этаж, а там налево в первую очередь. Июня… дня 1827 года. Москва".

 

"Сего месяца 3-го числа по случаю кончины девицы Рахманиновой, живущей в Серпуховской части, призван был от Калужских ворот гробовщик, который за гроб с дрогами для вывоза в церковь и на кладбище тела умершей просил 100 руб., но родственники Рахманиновой давали менее и не сторговались. Потом, видя, что гробовщик не хочет уступать, послали за ним на квартиру, где, не застав его, нашли в трактире и сказали, чтобы привозили гроб на выпрошенную им цену. Но он тут посланному отвечал, что теперь я менее 400 р. не возьму, потому что должен давать им (указывая на сидящих с ним человек 15 гробовщиков же) по красной ассигнации; почему и вынуждены были сторговаться с ним вновь, вместе прежде им же выпрошеных ста рублей, за 275. Это между ими водится всегда, что никто один (без) участия всех гробовщиков в Москве не может продать гроба за настоящую цену, а удовлетворяя прочих, тогда берет уже что хочет. Июня… дня 1827 г.".

 

"Здесь в Москве живет в собственном доме отставной полковник князь Шаховской. Он так жестоко поступает с людьми своими, что, по дошедшим ко мне слухам, они решились умертвить его. О чем мною сего месяца 16-го числа доведено до сведения господина обер-полицмейстера. Июня… дня, 1827 г.".

 

"Начальник 2-го разряда мастерских команд 5-го класса Челеев, скрывая у себя жену мещанина Бакаева, поехал вместе с нею прошедшего мая 21-го числа из квартиры своей в рощу. Бакаев, остановя коляску, просил отпустить к нему жену, но Челеев с штаб-лекарем Миролюбовым прибили его, Бакаева, и отослали в съезжий двор (т.е. в полицию – примеч. автора). Сущевская часть до сего времени не приступила еще к следствию, Сказывают, что сей дерзкий и разрушающий нравственность поступок едва ли обнаружится в полном существе его, ежели следствие не будет поручено доверенному чиновнику. Г. Челеев, по отзывам многих, имеет весьма дурную нравственность, о чем известно по прежним его подобным сему происшествиям. Июня… дня. 1827 г.".

 

"Во время бывшего в 30-й день августа на Тверском бульваре гулянья при иллюминации у прогуливающихся женщин прорезаны или прострижены были салопы (теплый круглый женский плащ – примеч. автора), каковых для перемены новым атласом к содержательнице модного магазейна Баженовой и принесено уже несколько салопов. Полагают, что шалость сия делается университетскими пансионерами. Сентября 21 дня 1827 г.". Д.В. Голицын, кстати сказать, отверг последнюю версию как вздорную.

 

"В существующих законах сделано строгое запрещение, чтоб в торговые дни на рынках к закупке жизненных припасов и прочих продуктов, привозимых на возах, перекупщики прежде 12 часов, т.е. до снятия флага, допускаемы не были. Но здесь в Москве замечено, что перекупщики с рынков уводят к лавкам своим с жизненными припасами по нескольку десятков возов... и вместо рынка становятся уже сами на улице у места пребывания перекупщиков, от чего жители чувствуют в ценах ощутительную переплату. Сентября 21 дня…".