"В Немецкой слободе. Отъезд Петра Первого из дома Лефорта". Александр Бенуа. 1909 год
Русская и немецкая культуры более двух веков были неразрывно связаны друг с другом. Немцы внесли огромный вклад в науку и искусство России. Облик Москвы, Петербурга и некоторых других городов, особенно конца ХІХ – начала XX столетия, во многом определен немецкими архитекторами.
С начала XVIII века среди немецкой интеллигенции России преобладали представители самых гуманных профессий – врачи и педагоги. Во время чумы 1771 года и холеры 1831 года немецкие врачи самоотверженно вступили в схватку со страшной эпидемией, жертвами которой пали многие из них. А сколько немецких врачей было в русской армии в Отечественную войну 1812 года! Москвичи помнят до сих пор и, хочется верить, будут помнить всегда "святого доктора" – Ф.П. Гааза. На его могиле на Немецком кладбище всегда лежат цветы...
Среди немцев были домашние наставники, учителя гимназий, профессора университетов. Вспомним, например, Карла Ивановича, которым мы встречаемся в первой главе "Детства" Л.Н. Толстого. Добрый и педантичный немец-воспитатель был довольно типичной фигурой в дворянских семьях. На его попечение передавали пяти-шестилетнего малыша, которого он воспитывал примерно до двенадцати лет. Избалованного ребенка, знавшего лишь неусыпные заботы крепостных нянюшек, немец приучал к дисциплине, режиму, ежедневному труду. Впрочем, немцы-педагоги – тема, достойная отдельного исследования…
Существовала особая городская немецкая культура. Центрами ее обычно становились лютеранские храмы. Богослужение там велось по-немецки, немцы составляли и большинство прихожан. Только благодаря церкви российские немцы, особенно городские (в отличие от колонистов они жили некомпактно), сохранились как самобытный народ. В городах не угасала и светская немецкая культура, открытая для всех, – хоры, клубы, театры, газеты. На выступления немецких групп и знаменитых "Лидертафелей" (музыкальных обществ, существовавших во многих городах России) приходили и русские, и немцы. А среди членов московского Немецкого клуба во второй половине XIX века русские даже преобладали.
Эта статья, выстроенная по принципу путеводителя, призвана дать хотя бы частичный ответ на вопрос: что же все-таки может быть отнесено к числу памятников немецкой культуры в Москве? Выявление таких памятников, быть может, принесет и некоторую практическую пользу в деле их спасения и охраны.
В последнее время популярной стала идея "возрождения Немецкой слободы" в Москве. Однако от XVII столетия там практически ничего не сохранилось, а потому не совсем понятно, что подразумевается под "возрождением": реставрация ли памятников архитектуры XVIII – XIX веков, абсолютно не связанных с Немецкой слободой как таковой, или создание новоделов под XVII век.
К сожалению, дебаты вокруг Немецкой слободы совершенно заслонили реальную проблему. Речь идет о сохранении и восстановлении пока еще существующих памятников московской немецкой культуры – прежде всего единственного дошедшего до наших дней лютеранского храма Петра и Павла в Старосадском переулке и, увы, уже только остатков Иноверческого кладбища на Введенских горах (обычно его называют Немецким; официальное же наименование кладбища – Введенское).
Введенское (Немецкое) кладбище. Усыпальница семейства Вогау (по другой версии - семейства Кноп). 1900-1914 годы.
Первый лютеранский храм был возведен в Первопрестольной еще при Иване Грозном. Еще в советское время московские лютеране были лишены своего духовного центра и смогли вернуть его только в 2017году, в отличие от приверженцев других конфессий, которые, хотя и были так же чудовищно обездолены, однако, получили возможность с конца 1980-х – начала 1990-х восстановить деятельность своих храмов (в этот период в Москве кроме православных церквей были костел, мечеть, две синагоги, молельный дом евангельских христиан-баптистов и адвентистов седьмого дня). Что касается кладбища, то его историческая часть в основном уже уничтожена, под угрозой и многие уцелевшие могилы.
Немецкая культура была составной частью многонациональной московской культуры. И представляется, что восстановление или хотя бы предотвращение гибели ее памятников – это общее дело всех тех, кто именуется москвичами не только по месту жительства.
***
Немецкая слобода, Немецкая улица, Немецкий рынок… Эти названия исчезли с карты нашего города, но не из памяти истинных москвичей. Что же скрыто за ними? Перелистаем страницы справочника "Вся Москва" за 1895 –1917 годы. Прежде всего: кто жил на Немецкой улице? Выясняется, что в числе домовладельцев – почти все русские. А где же те 20209 жителей (согласно переписи 1911–1913 годов), для которых родным языком был немецкий? Где лютеранский храм Петра и Павла и некогда известная всей Москве Петропавловская гимназия? Где легендарный Немецкий клуб? Ничего этого мы не найдем за землях Немецкой слободы. В начале XX века в Лефортовской части немцы составляли лишь 0,8 процента жителей, а в центре, в Мясницкой и Яузской частях, – 5 процентов. Там же находится и большинство памятников, связанных с жизнью московских немцев. Почему?
Начать надо с того, что "немец" означает немой, го есть не говорящий по-русски. Немцами на Руси прозвали иноземцев из Западной Европы, но так как выходцы из германских земель среди них преобладали, впоследствии слово "немец" приобрело свое нынешнее значение.
Постоянные сношения России с Западной Европой возобновились во второй половине XV века, при Иване III. Среди иноземцев, приезжавших тогда в Москву, были послы с многочисленной свитой, купцы и доктора, приглашенные к царскому двору. Впрочем, с докторами не особенно церемонились: в 1490 году был казнен врач Лео, не сумевший спасти царевича Ивана, а через несколько лет врач Антон – за безуспешное лечение татарского царевича, жившего при русском дворе.
При Василии III в Москве появились наемные солдаты из германских княжеств Литвы, Польши и других стран. Для них была построена слобода Наливки (Налейки), находившаяся близ теперешних Спасоналивковских переулков.
История этого поселения – сплошная загадка. Косвенные упоминания иностранных путешественников дают лишь очень размытое представление о Наливках.
Сигизмунд Герберштейн, посетивший Москву в 1517 и в 1526 годах, оставил следующее свидетельство: "Несколько лет назад за рекой великий князь Василий построил для своих телохранителей новое поселение Налей. Им разрешено пить в любое время, тогда как русским, за исключением нескольких дней в году, запрещено употреблять мед и пиво".
Адам Олеарий (был в Москве в 1639 и в 1643 годах) писал: "Стрелецкая слобода лежит к югу от реки Москвы в сторону татар… Говорят, что эта часть выстроена Василием, отцом тирана (Ивана Грозного. – Примечание автора), для иноземных солдат – поляков, литовцев и немцев – и названа, по попойкам, "Налейками"… Это название появилось потому, что иноземцы более московитов занимались выпивками и, так как нельзя было надеяться, чтобы этот… порок можно было искоренить, то им дали полную свободу пить. Чтобы они, однако, дурным примером своим не заразили русских… то пьяной братии пришлось жить в одиночестве за рекою… Теперь в этой части живут стрельцы и солдаты, состоящие на службе его царского величества, а также другое простонародье".
Таким образом, при Олеарии поселение в его первоначальном виде уже не существовало и жили на этом месте в основном русские. Однако неясно, кого автор "Описания путешествия в Московию" именует "солдатами": возможно, речь идет об иностранных наемниках.
План Москвы А. Олеария. 1634 год Стрелецкая слобода (в прошлом - иноземное поселение Налейки) - слева от Кремля, на другой стороне Москва-реки.
Интересна версия о происхождении Наливок, которую излагает Б. Таннер (был в Москве в 1678 году): "Сначала немцы у схизматиков (вероятно, еретиков, но каких именно? – Примечание автора) встретили радушный прием, но с течением времени, по несходству в нравах и особенностей в вере, сделались ненавистны тем, кому прежде были приятны, – дело иногда доходило до взаимных убийств". Поэтому для них построили отдельный поселок Наливки, который находился "прямо против Кремля на той стороне реки".
К сожалению, более подробных свидетельств найти не удалось. В 1547 году только что вступивший на престол молодой царь Иван IV послал своего приближенного, немца Ганса Шлитте, в германские земли для привлечения в Россию купцов, ремесленников и докторов. Император Священной Римской империя Карл V отпустил со Шлитте 123 человека, во по дороге они были задержаны правителем Лифляндии Германом фон Брюггенойе, который опасался даже малейшего усиления опасного соседа. После множества злоключений Шлитте доставил в Россию лишь нескольких иноземцев.
B 1559–1560 годах в Москву привезли довольно много пленных, захваченных во время Ливонской войны. По свидетельству английского купца Джерома Горсея, бывавшего в Москве в 1570–1590 годах, это были лифляндцы (так, вероятно, Д. Горсей именовал немцев, датчан и шведов), французы, шотландцы, англичане, голландцы и поляки.
Скорее всего, их поселение находилось на Болвановке (ныне улицы Яузская и Радищевские), на что указывает тот же Горсей. Версия эта довольно правдоподобна, так как на карте Москвы 1627 года недалеко от Болвановских ворот (в районе Таганской площади) обозначено Иноверческое кладбище. Свидетельство Горсея вызывает доверие еще и потому, что он был современником описываемых событий.
Не исключено, что пленных поселили также в районе нынешнего Конного переулка, неподалеку от Серпуховской площади, поскольку там было найдено несколько надгробных плит XVI века с надписями на немецком, латинском, английском и итальянском языках.
Поселения на Болвановке и в районе Конного переулка, судя по всему, были невелики и просуществовали недолго. Основное же поселение, по-видимому, находилось на Яузе, у ручья Кукуй, то есть на землях, которые в XVII–XVIII веках стали известны как Немецкая слобода.
Среди пленных, прибывших в Москву в 1559 году, был Тиман Бракель. Это он, как следует из дошедших до нас документов, стал первым лютеранским пастором, оказавшимся в Москве, и потому 1559 год можно считать началом истории московской лютеранской общины.
В 1576 году в Москве была построена первая деревянная кирха. Эта дата встречается практически во всех работах, посвященных данной теме. Ее источник – письмо одного из приближенных принца Магнуса Датского – Паули из Москвы своему зятю, найденное в ревельском городском архиве. В этом письме, датированном 1 мая 1576 года, есть следующие слова: "Не могу не сообщить Вам приятное известие. Великий князь (Иван IV Грозный. – Примечание автора) разрешил здесь немцам открыто придерживаться чистого евангельского учения аугсбургского вероисповедания и даровал им церковь".
Не совсем ясно, что побудило Ивана Грозного разрешить лютеранам иметь в Москве свою кирху. Точное местонахождение ее также неизвестно. С определенной уверенностью можно утверждать лишь то, что она находилась там, где жили пленные ливонцы, иными словами – на Яузе. Первым пастором этой кирхи был, по-видимому, Иоахим Скультетус – бывший придворный проповедник лифляндского герцога Магнуса Голштинского.
B 1580 году Немецкая слобода и кирха были разграблены и сожжены опричниками. Ее жители, которым удалось бежать, нашли убежище на Английском подворье на Варварке. Как жилось иноземцам в течение следующих четырех лет, сказать трудно. Но в 1584 году Иван Грозный умер, и они вздохнули с облегчением. На трон взошел слабый и кроткий Федор Иоаннович, а фактически правил Борис Годунов, ставший в 1598 году царем. Новый государь был человеком просвещенным и всячески покровительствовал иностранцам. В 1601 году по просьбе немцев-докторов Бориса Годунова лютеранам разрешили восстановить свою церковь. Одерборн, бывший тогда в Москве, писал: "Теперь для немцев, живущих еще в Москве, наступили хорошие времена, и пребывают они в достатке. Они свободно следуют евангелическо-лютеранскому учению и имеют немецкого пастора. В большой деревянной кирхе он открыто проповедует немцам Слово Божие". Известно также, что при этой кирхе имелась школа, где обучали Закону Божьему, церковному пению, грамоте и арифметике.
В 1602 году в лютеранской церкви в Немецкой слободе был похоронен девятнадцатилетний принц Иоанн Датский – жених дочери Бориса Годунова Ксении. Иоанн был отважен, хорош собой, образован и любезен в обращении. Он интересовался русскими обычаями и старался им следовать, хотел изучить русский язык и даже, как говорят, принять православие. Но 28 октября 1602 года он умер от горячки. "В день погребения, 25 ноября, Борис простился с телом, обливаясь слезами, и ехал за ним в санях Китаем-городом до Белого. Гроб везли на колеснице, под тремя черными знаменами, с гербом Дании, Мекленбургским и Голштейнским; на обеих сторонах шли воины царской дружины, опустив вниз острие своих копий; за колесницей бояре, сановники и граждане – до слободы Немецкой, где в новой церкви аугсбургского вероисповедания схоронили тело Иоанново в присутствии московских вельмож, которые плакали вместе с датчанами… Борис писал к Христиану (король Дании, отец принца Иоанна. – Примечание автора), что Россия остается в неразрывном дружестве с Даниею; оно действительно не разорвалось, как бы утверждаемое для обоих государств печальным воспоминанием о судьбе юного герцога, коего тело было перевезено в Рошильд, долго лежав под сводом московской лютеранской церкви. В честь Иоанновой памяти Борис дал колокола сей церкви и дозволил звонить в них по дням воскресным". (Карамзин Н.М. История государства Российского // Карамзин Н.М. Записки старого московского жителя. Избранная проза. М., 1986.)
Существует версия, будто любовь Бориса Годунова к иноземцам зашла столь далеко, что он на свои средства построил кирху в Кремле. Источник подобного утверждения – упоминание в "Московской хронике" Конрада Буссова лютеранского богослужения в Кремле для войск Лжедмитрия I 8 мая 1606 года. Однако Андреас Вильгельм Фехнер (1825–1887; лютеранский пастор, историк евангелическо-лютеранских общин в России) в своих работах полагал маловероятным, что Борис Годунов решился построить кирху рядом с православными святынями. Лютеранское богослужение, по мнению Фехнера, могло происходить в Кремле, но не в кирхе, а в каком-либо другом месте.
Во времена Григория Отрепьева кирха в Немецкой слободе не пострадала благодаря пастору Мартину Бэру, установившему хорошие отношения с самозванцем. После гибели Лжедмитрия I Мартин Бэр вместе со своим тестем Конрадом Буссовым благополучно бежал из России. А в 1610 году вся слобода за Яузой и находившаяся в ней кирҳа были сожжены полчищами Тушинского Вора – Лжедмитрия II.
Три года спустя на престол взошел Михаил Федорович Романов. Город ожил, и лишь на месте обезлюдевшей Немецкой слободы оставалось одно пепелище. Часть прежних обитателей ее вернулась на родину, другие погибли в Смутное время. Но вскоре в Москве вновь появляются иноземцы, в основном выходцы из германских земель, – купцы, ремесленники, врачи, аптекари, толмачи. Это были люди зачастую близкие ко двору, и селиться они предпочитали в центре. Жили они теперь на Покровке у Поганого (ныне Чистого) пруда. Доказательством тому служит челобитная православных священников 1652 года: "Те иноземцы, на Поганом пруде и на Покровке, искупили дворы многие".
Вскоре в Москве возводится новая лютеранская церковь. Олеарий писал, что стояла она в Белом городе. Но однажды проезжавший мимо нее митрополит стал свидетелем драки между ее прихожанками. При виде столь безобразной сцены владыка разгневался, велел в сердцах разрушить кирху и запретил впредь восстанавливать ее в пределах Белого города.
Рассказ Олеария небесспорен. Сам он не был очевидцем описываемых событий и довольствовался рассказами о том, что произошло около двух десятилетий назад. Возможно, вообще никакой кирхи в Белом городе не существовало. Достоверно известно, однако, что в 1622 году была построена новая лютеранская церковь, которая простояла недолго. Во время московского пожара 1626 года она сгорела. Но, как свидетельствует церковная книга, вскоре кирха была восстановлена на земле, купленной общиной у Йоста Кивета и его жены. Участок находился за Фроловскими (впоследствии Мясницкими) воротами, у Земляного вала. Вокруг маленькой деревянной кирхи, напоминавшей скорее избу, чем храм, лежали огороды; домов поблизости не было.
Вопрос о взаимоотношениях русского правительства и различных слоев московского общества с иноземцами – тема для специального исследования. Здесь же приведем лишь весьма любопытное высказывание А. Олеария: "Московиты относятся терпимо и ведут сношения с представителями всех национальностей и религий, как-то: с лютеранами, кальвинистами, армянами, татарами, персами и турками. Однако они крайне неохотно видят и слышат папистов и иудеев… Лютеране и кальвинисты до сих пор встречали хороший прием не только в разных местах в стране, но и в самой Москве при дворе, ради торговых сношений, которые с ними усердно ведутся, а также и ради тех должностей, на которых они служат царскому величеству. Тех из них, что живут в Москве, имеется до тысячи". Вместе с тем власти всегда стремились оградить русских людей от влияния иноземцев. В 1628 году им было запрещено нанимать на работу и в услужение православных; в 1635-м – покупать дворы в Китай-городе.
В центре, на Покровке и у Поганого пруда, русские и иноземцы жили вместе. Однако отношения их, вероятно, складывались не совсем гладко. В 1643 году священнослужители девяти приходских церквей Белого города послали царю челобитную, в которой писали: "Немцы на своих дворах близко церквей поставили ропаты (кирхи. – Примечание автора), и русских людей немцы у себя в дворех держат, и всякое осквернение русским людям от тех немец бывает, и те немцы, не дождався государева указу, покупают дворы в их приходех вновь, и вдовые немки, и держат у себя в домех всякие корчмы; и многие прихожане хотят свои дворы продавать немцом, потому что те немцы покупают дворы и дворовые места дорогою ценою".
В челобитной, посланной немцами царю, подчеркивалось, что кирха всего лишь одна и находится она в отдалении. Челобитная священнослужителей несколько встревожила Михаила Федоровича, и, хотя кирха находилась на почтительном расстоянии от центра города, ее на всякий случай сломали и "дали старым служилым иноземцам разных чинов, Посольского приказа переводчикам, и золотаго, и серебрянаго дела мастерам, и старым московским торговым немцам, под их богомолья, под избу с комнатою и под двор, где им съезжаться для богомолья, за земляным городом, меж Фроловских и Покровских ворот… вдоль тридцать сажен, поперечь тож". Таким образом, кирха стояла рядом с нынешней Садовой-Черногрязской улицей, в районе Хомутовского тупика.
Адам Олеарий, а за ним и многие историки писали, что эта кирха в 1646 году была перенесена за Яузу. Поводом к тому послужил курьезный случай: юный царь Алексей Михайлович, проезжая мимо лютеранской церкви, по ошибке перекрестился, приняв се за православную. Однако Фехнер ставит этот рассказ под сомнение, так как, во-первых, он не подтверждается другими источниками, а, во-вторых, сам эпизод вошел в издание книги 1656 года. (Напомним, что Олеарий в последний раз посетил Москву в 1643 году и опять-таки излагал события с чьих-то слов.)
В царском указе от 29 января 1649 года иноземцам запрещалось покупать у русских дворы и строить кирхи в пределах Земляного города, вводилась монополия казны на продажу спиртных напитков, а также подтверждался указ 1628 года о запрещении православным служить у иноземцев.
По указу от 4 октября 1652 года "Об отводе земли под строение в Немецкой слободе" "служилым немцам" и докторам выделялись дворы размером 40х20 сажень; аптекарям, "алмазнаго, и золотаго, и серебрянаго, и канительнаго или кружевнаго дел немцам мастерам" – 30х15 сажень; "торговым немцам" и их вдовам – дворы, равные по размерам тем, которые у них были на прежнем месте жительства; "сержантам, и капралам, и полковым обозничим, и всяких мелких чинов служилым немцам" – 10х8 сажень. Тем, кто раньше вовсе не имел в Москве двора, выделялись участки размером 8х6 сажень.
Во времена Алексея Михайловича в Москву приглашали довольно много иностранцев, и население слободы быстро увеличивалось, В 1670-х годах в ней жило уже около двух десятков аптекарей и множество докторов, обслуживавших в основном царский двор.
Улицы Немецкой слободы часто носили названия тех мест, откуда приехали переселенцы, – Нарвская, Дерптская, Голландский переулок (нынешний Денисовский переулок между Бауманской улицей и Токмаковым переулком). Главной же считалась Большая улица Немецкой слободы (так именовалась Немецкая, ныне Бауманская, улица на картах XVIII века). Национальный состав жителей слободы был довольно пестрым. Здесь селились немцы, датчане, шведы, голландцы, французы, швейцарцы, англичане, шотландцы и другие. Но выходцы из германских земель преобладали, и немецкий был, выражаясь в духе наших дней, "языком межнационального общения".
Обликом своим Немецкая слобода напоминала средневековые западноевропейские города, но были в ней и свои особенности. Дома здесь строили деревянные и, как вспоминал Эрколе Зани, посетивший слободу в 1672 году, были они "красивы, точно игрушки". Радовали глаз заботливо возделанные сады. А. Брандт, живший в Немецкой слободе в 1692–1694 годах, писал: "В числе прочих заведений немцев есть в одной миле отсюда (от Немецкой слободы. – Примечание атора) большой стекольный завод да железный, а близ реки Яузы… бумажная фабрика. Еще и поныне есть следы, что они когда-то искали золотую и серебряную руду". Искусство ремесленников Немецкой слободы очень ценилось. Каждый месяц все они получали хорошее жалованье из царской казны.
В 1652 году в Немецкую слободу была перенесена кирха с Земляного вала. Возможно, поставили ее на месте древнейшего лютеранского храма 1576 года или же кирхи 1601 года, в которой был похоронен Иоанн Датский. Церковь освятили в честь архангела Михаила. В 1684 году ее сменила новая каменная кирха, сохранившая имя небесного покровителя своей предшественницы. Сейчас изуродованное до неузнаваемости здание кирхи высится на территории филиала ЦАГИ (Центрального аэрогидродинамического института им. профессора Н.Е. Жуковского).
Евангелическо-лютеранская церковь (кирха) Святого Михаила на Гороховом поле. Религиозный центр лютеран Немецкой слободы. Фотография из альбомов Н.А. Найденова. 1883 год.
Вторая кирха, первоначально также деревянная, находилась в Кирочном (ныне Старокирочный) переулке. В 1695 году здесь поднялся каменный храм. Часть средств на его возведение пожертвовал Петр I. По свидетельству очевидцев, он собственноручно заложил первый камень кирхи. Во дворе церкви был построен дом для фаворитки Петра I – Анны Монс. Освятили кирху во имя апостолов Петра и Павла.
В 1668 году датский полковник Николай Бауман построил кирху для молодого и талантливого проповедника Иоганна Готфрида Грегори. (Прежде Грегори был пастором церкви в Кирочном переулке, но не ужился с ее старым пастором Фокеротом.) Эта кирха, третья в Немецкой слободе, стояла в собственном саду генерал-поручика Клауса Баумана (вероятно, на углу нынешних Госпитального переулка и Малой Почтовой улиц), и хозяин участка называл ее "Мой тюльпан". При кирхе имелась школа.
Жизнь кирхи "Мой тюльпан" оказалась недолгой. В 1688 году ее небольшой приход соединился с общиной церкви в Кирочном переулке, а сама она была разобрана за ненадобностью.
Настало время рассказать и о других храмах Немецкой слободы.
Первая реформатская церковь появилась в 1629 году в Белом городе. По словам Олеария, через несколько лет реформаты взялись строить рядом с ней новый каменный храм. Однако по приказу властей недостроенную церковь разрушили, и одно время реформаты были вынуждены совершать богослужения в лютеранской кирхе. Затем реформатская церковь все же была построена в Земляном городе, а в 1652 году ее перенесли в Немецкую слободу. Находился храм на углу Денисовского (бывшего Голландского) переулка и Большой улицы Немецкой слободы, примерно на месте дома №58 по нынешней Бауманской улице. В 1684 году деревянная церковь была заменена каменной.
Первоначально приход реформатской церкви состоял из голландцев, и богослужение велось на их родном языке. Однако в начале XVIII века большинство голландцев уезжает в Петербург, а в Москву переселяется много кальвинистов из других стран. В 1795 году национальный состав прихожан реформатской церкви был следующим: 183 немца, 130 швейцарцев, 119 англичан, 76 французов, 14 голландцев и 6 венгров. С 1744 года богослужение стало вестись на немецком языке, а с 1768-го – на немецком и французском.
В 1699 году в реформатской церкви был похоронен друг и Петра I – швейцарец Франц Лефорт. Латинская эпитафия на его надгробии заканчивалась словами: "Остерегайся, путник, ступать на сей камень, ибо он был окроплен слезами величайшего из монархов. Ступай прочь".
Католикам долгое время не разрешалось строить свой храм в Москве, хотя свобода вероисповедания им предоставлялась. В основном запреты были вызваны напряженными отношениями с Польшей и Ватиканом, а также интригами иезуитов, время от времени все же проникавших на территорию России, несмотря на чинимые им препятствия. Соседство православных храмов с протестантскими церквами, пасторы которых держались всегда нейтрально и осторожно, казалось более безопасным, нежели с костелами, так как русское духовенство всегда крайне опасалось католической миссионерской деятельности. Неоднократно посольства папы Римского и католических стран обращались с просьбами о разрешении построить в Москве костел, но получали неизменный отказ. Лед отчуждения стал таять лишь при царевне Софье. Она и ее брат Федор получили образование у Симеона Полоцкого, познакомившего своих питомцев с культурой католических стран. Софья и Федор хорошо владели латинским и польским языками. Во время правления Софьи оживились дипломатические отношения с Ватиканом и Польшей; благожелательно относился к католикам и фаворит Софьи В.В. Голицын.
В 1684 году Патрик Гордон – будущий сподвижник Петра I, вынужденный покинуть родину из-за своих религиозных убеждений, подал B.В. Голицыну челобитную, в которой просил позволения на строительство костела. Прошение было удовлетворено, и 15 мая 1687 года, в день Вознесения Господня, состоялось освящение католической "церковной палатки". Это был, собственно, даже не костел, а скорее временное сооружение, но знаменателен сам факт его появления. В 1694 году была подана челобитная Петру I с просьбой разрешить строительство костела, но она осталась без ответа. Тогда католики, не дожидаясь высочайшего позволения, принялись возводить каменный костел. Власти вскоре распорядились постройку прекратить. Однако в конце концов первый московский костел все же удалось возвести, и в 1699 году в нем был похоронен Патрик Гордон. Католический храм находился на углу Немецкой улицы и Кирочного (нынешнего Старокирочного) переулка. Он высился рядом с кирхой Петра и Павла и также был освящен во славу этих апостолов.
K 1705 году относится официальное разрешение Петра I на строительство в Москве каменного костела. Правда, историк Д.В. Цветаев (1852–1920 гг.) сомневался в подлинности этого документа.
Следует упомянуть и еще об одном месте, расположенном близ Немецкой слободы. К северу от нее находилась Сокольничья роща. (Ее сохранившаяся северная часть ныне именуется парком "Сокольники".) М.И. Пыляев в своей книге "Старая Москва" рассказывает интересную легенду, связанную с первомайским народным гуляньем в Сокольничьей роще. "В народе это гулянье слывет под именем "немецкого стана" или "немецких столов". Предание гласит, что здесь было первое становище немцев, вызванных и добровольно приехавших в Россию и поселившихся в Немецкой слободе… Сюда… немцы собирались вспоминать родной свой праздник "первое мая". Любопытство привлекало сюда и русских, у которых впоследствии и обрусел этот чужестранный праздник, но название "немецких станов" удержалось. Когда в Москву были приведены пленные шведы, Петр I, поселив их близ Сокольничьей рощи, роздал знающим разные мастерства в науку русских мальчиков". У Петра I был дворец в Сокольничьей роще, где он "угощал немецких и шведских мастеров, по обычаю их страны, своими столами. Это угощение и прослыло "немецкими столами" и из немецкого гуляния сделалось чисто русским народным гулянием "первое мая". Итак, Немецкая слобода существовала во времена, когда Европу еще потрясали религиозные войны и многие ее жители попали в Россию, спасаясь от гонений за веру. Среди них были и католики, и протестанты (в частности, французские гугеноты). Как мы уже успели убедиться, долгое время они находились в неравном положении: протестанты имели свои храмы, а католики нет. Однако никогда, насколько известно из дошедших до нас документов, взаимная неприязнь не доходила до кровавых стычек на религиозной почве, все ограничивалось интригами и доносами, не имевшими далеко идущих последствий. Лютеране же и кальвинисты, по словам А. Олеария, "здесь ужились мирно друг с другом, и ради веры не бывает неприятностей".
Однако и без открытых столкновений неурядиц хватало. Поскольку население Немецкой слободы было немногочисленным, довольно часто заключались браки между католиками и протестантами, не говоря уже о межнациональных. Например, у Гордона жена была кальвинисткой, а у кальвиниста Лефорта – католичкой. И нельзя сказать, что подобные союзы всегда оказывались счастливыми. Так, Лефорт был вынужден отправить своего малолетнего сына в Швейцарию к деду, чтобы изолировать его от влияния матери, истовой католички.
Постоянные склоки происходили и среди слобожан-единоверцев: пасторы соперничали из-за прихожан, старожилы Немецкой слободы ссорились с недавними переселенцами.
В Немецкой слободе жило много широкообразованных талантливых людей, внесших большой вклад в культуру России. И все же значительную часть се обитателей составляли авантюристы, отправившиеся на поиски счастья в загадочную страну. Во второй половине XVII века Шторн, основываясь на свидетельствах современников, писал: "Поскольку в слободе живут люди, принадлежащие к множеству различных национальностей, они дерутся каждый день. Однако у них нет своего особого суда, и для решения и крупных, и мелких дел они обращаются к великому князю". Действительно, этот кусочек Западной Европы буквально во всем был подчинен Иноземному, а с 1665 года – Разрядному приказу.
Обитатели Немецкой слободы жили скученно и изолированно от внешнего мира, а это всегда чревато конфликтами. Несмотря на определенные экономические привилегии, иноземцы, как и все жители Российского государства, были царскими холопами.
Положение изменилось при Петре I. Внешне иностранцы перестали столь разительно отличаться от русских, как прежде. Жители Немецкой слободы начали перебираться в центр города. Многие уезжали в Петербург. В XVIII веке среди обитателей Немецкой слободы появляется немало русских, но иностранцы все-таки пока преобладали. Иным стал и социальный состав жителей слободы, среди них резко возросло число врачей. Многие по-прежнему приглашались из германских земель, но некоторые были коренными москвичами, жившими в Немецкой слободе уже не в первом поколении. И не случайно, что рядом с Немецкой слободой в 1707 году была открыта "Военная гошпиталь", появилась и госпитальная школа, которую возглавлял швейцарец Н. Бидлоо. (Первоначально госпиталь был деревянным. Современное главное здание его построено в 1797–1802 годах И. Еготовым. Нынешнее название госпиталя – Главный военный клинический госпиталь имени академика Н.Н. Бурденко.) Госпитальная школа в 1796 году была преобразована в медико-хирургическое училище, а в 1798 году – в медико-хирургическую академию, которая до 1804 года находилась при госпитале. С 1808 по 1844 год ее адрес – улица Рождественка, 11.
"Военный гошпиталь в Москве". Р. Курятников. 1824 год
B 1733–1754 годах в Московском военном госпитале работал Лаврентий Лаврентьевич Блюментрост. Отец его – Лаврентий Алферович – родился в 1619 году в Мальгаузене в семье пастора. Прослужив в течение двух десятилетий врачом в своем родном городе, в 1668 году при посредничестве своего пасынка Иоганна Готфрида Грегори он приехал в Москву, где и умер в 1705 году. Все его четыре сына, родившиеся в Москве, продолжили дело отца.
Лаврентий Лаврентьевич (1672–1755) с пятнадцати лет учился медицине в Западной Европе и, овладев семейной профессией, вернулся в Россию. Он заведовал библиотекой Кунсткамеры, был лейб-медиком Петра I и царской фамилии. Ему принадлежит идея создания Российской Академии наук, первым президентом которой Лаврентий Блюментрост стал в 1725 году. Однако вскоре он впал в немилость из-за интриг своих многочисленных завистников и врагов, поставивших под сомнение его врачебное искусство. В 1733 году Л.Л. Блюментрост уехал в Москву и стал служить простым врачом в военном госпитале. Двадцать лет спустя Елизавета Петровна вспомнила об опальном старике и вздумала назначить его куратором Московского университета. Для сообщения этой новости Л.Л. Блюментрост был вызван в Петербург, где от множества волнений внезапно умер.
Брат Л.Л. Блюментроста – Иван Лаврентьевич (1676–1756) – в 1698 году за казенный счет был послан учиться медицине в Германию, а с 1703 года служил при дворе. В 1719 году И.Л. Блюментрост составил проект "Преобразование и улучшение медицинской части в России". В соответствии с ним была создана Медицинская коллегия, введены обязательные экзамены и освидетельствование врачей. Подобно брату, он впал в немилость при Анне Иоанновне, в 1731 году вышел в отставку и поселился в Москве. Здесь он прожил двадцать лет в бедности и после пожара, случившегося в его доме, остался без гроша. Умер И.Л. Блюментрост в Петербурге в 1756 году.
C XVIII века Немецкая слобода застраивается дворцами и особняками русской знати, на ее землях возводятся православные храмы. Во время пожара 1812 года значительная часть Немецкой слободы сгорела. В огне очень сильно пострадали костел и кирха Петра и Павла, реформатская церковь. Кирха Святого Михаила уцелела благодаря бдительности самоотверженности кистера Петера Тона (1753–1829). Это он, несмотря на угрозы ворвавшихся в храм мародеров, так и не показал им, где спрятано церковное имущество.
После пожара 1812 года храмы надо было восстанавливать фактически заново. Но где? Ведь к началу XIX века значительная часть прихожан этих церквей жила уже не в Немецкой слободе. Среди них преобладали люди влиятельные и зажиточные, которым по роду их занятий необходимо было жить поближе к центру. Там и были вскоре отстроены кирха, костел и реформатская церковь.
Наше мысленное путешествие по утраченной Немецкой слободе закончилось. Далее последует рассказ о сохранившихся "немецких" адресах в Москве, которые пока еще можно посетить, и о памятниках немецкой культуры XIX – начала ХХ столетия.
***
По переписи 1902 года, из 17439 московских немцев 14879 были лютеранами, 1259 – католиками, 858 – реформатами, 349 – православными. Для 14879 московских лютеран родным языком был немецкий, для 839 –латышский, для 309 – французский, для 271 – английский, для 149 – польский. Для 3983 московских лютеран родным языком был русский, но и это были в большинстве своем немцы, которые также в совершенстве владели языком своих предков, ибо очень часто и жили, и воспитывались в двуязычной среде. Таким образом, немцы составляли около 90 процентов членов лютеранских общин в Москве, 85 процентов московских немцев были лютеранами.
Московская реформатская община была немецко-французской. По переписи 1902 года, она насчитывала 1792 члена. Из них для 858 человек родным языком был немецкий, для 315 – французский, для 547 – русский.
Обычно лютеранские и реформатская общины сотрудничали в благотворительной деятельности и создавали совместные организации для помощи ближним.
Среди московских католиков немцев было немного. В 1902 году московские католические общины насчитывали 17736 членов. Из них для 10108 прихожан родным языком был польский, для 1993 – французский, для 1843 –русский и для 1259 – немецкий. Всего же к католическому вероисповеданию принадлежало 7 процентов московских немцев.
Евангелическо-лютеранский храм Петра и Павла
Старосадский (бывший Космодамианский) переүлок,7
Лютеранская церковь Петра и Павлав Космодамианском переулке. Фотография 1905-1914 гг
История храма до 1875 года подробно изложена в работе А.И. Фехнера. В ней рассказывается о строительстве кирхи, о добровольных пожертвованиях в ее пользу, приводятся биографические сведения о пасторах и служителях. Состав церковного совета можно узнать по адресно-справочной книге "Вся Москва" за 1895–1917 годы.
Большим недостатком при освещении истории Петропавловской общины является отсутствие сохранившихся воспоминаний и других живых свидетельств ее прихожан, показывавших жизнь общины изнутри.
Не совсем ясно, кто был архитектором новой церкви. С.К. Романюк в книге «Из истории московских переулков» утверждает, что построили ее по проекту В. Коссова, а А.Д. Васильева в своей работе «Московская готика» – что по проекту В. Валькота. К сожалению, оба автора не указывают источники своих сведений.
Храм Петра и Павла, некогда находившийся в Кирочном переулке в Немецкой слободе, после пожара 1812 года решили восстановить в центре города. 15 июня 1818 года был торжественно заложен его первый камень.
Этот день явился праздником не только для лютеран. Уже на рассвете к строительной площадке в Космодамианском переулке стал собираться народ. Вскоре зрители запрудили все близлежащие переулки, некоторые залезли на деревья и крыши.
Среди почетных гостей были прусский король Фридрих Вильгельм III с наследным принцем, принц Мекленбургский и московский генерал-губернатор А.П. Тормасов. Это они уложили первые камни в основание кирхи. В одну из стен замуровали пергаментный свиток с речью пастора Геринга, в которой рассказывалось об истории московской лютеранской общины.
Среди приславших поздравления были и православные, и лютеране, и католики – всех объединяла радость, ведь в центре Москвы возводился новый христианский храм! Действительный тайный советник Василий Попов в своем письме отметил: "Основание нового евангелического храма в Москве – это событие для каждого истинного христианина".
Строительство кирхи велось на средства московских лютеран и за счет добровольных пожертвований. Фридрих Вильгельм III внес 3000 рублей и подарил храму убранство для алтаря, распятие и светильники; 200 рублей внесла императрица Александра Федоровна.
Лютеранская церковь была построена очень быстро. Уже 7 августа 1819 года в ней состоялось первое торжественное богослужение. В 1846 году на органе храма Петра и Павла играл Ференц Лист. К началу XX века кирха сделалась слишком тесной для сильно разросшейся общины. Поэтому в 1903–1906 годах сооружается новый храм в стиле неоготики.
Храм Петра и Павла был дорог не только немцам. Прекрасный памятник неоготики стал достойным украшением нашего города и неотъемлемой частью московской культурной среды. Нередко в лютеранской церкви устраивались концерты. В ней выступал хор московского немецкого музыкального общества "Лидертафель". Зимой 1918 года в холодных сумерках храма исполнялся "Реквием" Моцарта…
Во второй половине 30-х годов кирха была отобрана у московских лютеран. Здание сначала занимал кинотеатр "Арктика", затем склад, после "хозяином" храма надолго стала студия "Диафильм", изуродовавшая до неузнаваемости интерьер кирхи. В августе 1991 года у запертых дверей церкви Петра и Павла впервые за с лишним лет был проведен молебен на русском и немецком языках. В 1992 году лютеранской общине было передано под богослужения здание капеллы, в 1997 году наконец разрешился вопрос с отселением студии "Диафильм" и передаче верующим здания собора и других помещений на прилежащей территории. Начался длительный период реставрационных работ, который завершился лишь в 2017 году. В октябре 2017 года была проведена символическая церемония передачи восстановленного собора в собственность Евангелическо-Лютеранской церкви России.
Мужская гимназия и реальное училище при евангелическо-лютеранском храме Петра и Павла
Петроверигский переулок, 10
Мужская гимназия при евангелическо-лютеранском храме Петра и Павла. Петроверигский переулок. Фотография 1905 года
Здание для училища в Петроверигском переулке было построено в 1865 году архитектором Мейнгардтом и через три десятилетия получило золотую медаль на Петербургской гигиенической выставке. В 1913 году возвели новое здание по проекту Оттона Вильгельмовича Дессина.
Поскольку училище давало совершенное знание немецкого и французского языков, многие русских предприниматели стремились отдать сыновей именно туда, чтобы потом их отпрыскам было легче войти в московский деловой мир, ведущую роль в котором нередко играли немцы. Н.A. Найденов в своих "Воспоминаниях…" писал: "Так как я окончил курс в училище (в 1848 году. – Примечание автора) хорошим учеником… то существенная относительно дальнейшего направления моего мысль заключалась в помещении меня в какую-либо, конечно хорошую, иностранную контору".
В 1865 году в училище организуется гимназическое и реальное отделения. Подготовительное отделение было общим и имело русско- и немецкоязычные классы. За четыре года русские должны были настолько хорошо овладеть немецким, а немцы – русским, чтобы впоследствии они могли обучаться вместе. Большинство предметов велось на немецком языке, а русская история, родной язык, Закон Божий для православных – на русском.
Училище при Петропавловской лютеранской церкви считалось одним из лучших учебных заведений Москвы. В 1892 году в нем обучалось 676 человек. Среди них было 329 лютеран, 247 православных, 35 реформатов, 27 католиков, 24 иудея, 9 англикан, 4 старообрядца, один принадлежал к армяно-грегорианскому вероисповеданию. Примерно такое же конфессиональное соотношение сохранялось и в последующие годы, но в целом число учащихся постоянно росло. В начале нашего столетия их было более восьмисот.
Женская гимназия при евангелическо-лютеранском храме Петра и Павла
Колпачный переулок, 12, стр. 1
Женская гимназия при евангелическо-лютеранском храме Петра и Павла. Вид из двора храма. Фотография конца XVIII-начала XIX века.
Здание было построено по проекту Виктора Коссова в конце 1893 года. В гимназии имелся дополнительный педагогический класс, где готовили домашних учительниц и классных дам. Как и в мужской гимназии, подготовительное отделение включало немецкие и русские классы. Для старших девочек обучение велось совместно и на двух яҙыках.
В 1902 году при гимназии был организован летний пансион. Известный промышленник Андрей фон Кнооп предоставил для него один из своих загородных особняков. Обычно там отдыхали 15–20 воспитанниц.
По документам за 1893 год, из 393 учениц 239 исповедовали лютеранство, 82 – православие, 33 – иудаизм, 25 – реформатскую веру, 11 – католичество, 1 – англиканство, 1 – старообрядчество, одна гимназистка принадлежала к армяно-григорианской церкви. В начале ХХ века гимназию посещали более пятисот учениц.
Гимназия при реформатской церкви
Большой Трехсвятительский переулок, 4
Документов по истории гимназии удалось найти очень мало. Главный источник – отчет гимназии за 1915–1916 года. В нем имеется полный список выпускников 1916 года, список преподавателей, сведения о количестве учащихся. Гимназию и некоторых учеников упоминает в своих мемуарах ее бывший воспитанник Э. Кренкель.
Гимназия при реформатской церкви была основана в 1908 году. В 1914-м для нее построили новое здание по проекту архитектора А.Э Эрихсона, который сам был членом евангелическо-реформатской общины. Здание отвечало самым современным на тот момент требованиям и включало просторные классы и коридоры, физическую и химическую лаборатории, спортивный зал, на плоской крыше здания располагалась рекреационная площадка для игр на свежем воздухе.
Как и другие учебные заведения при протестантских церквах, эта гимназия была многонациональной причем реформаты даже не преобладали. В 1915/16 учебном году занятия посещали 404 ученика. Из них 155 были православной веры, 105 лютеран, 93 реформата, 41 иудей, 8 католиков, 1 мусульманин. В основном в гимназии учились дети достаточно состоятельных родителей. Однако были и неимущие, но способные воспитанники, которые вносили более низкую плату или вообще от нее освобождались.
Гимназию при реформатской церкви окончил будущий знаменитый полярник Эрнст Кренкель, а среди его одноклассников были София Гаррель – артистка МХАТа, А.И. Горюнов – артист театра имени Вахтангова, артист Борис Ливанов и другие.
В наши дни перестроенное здание училища занимает школа "Покровский квартал".
Приют евангелического попечительства о бедных женщинах и детях
Гороховский переулок, 17
Здание бывшего приюта евангелического попечительства о бедных женщинах и детях. Фотография 1973 года. Автор М.А. Дашевский.
Женское евангелическое общество (евангелическое попечительство о бедных женщинах и детях) было основано в 1857 году. Оно взяло на себя заботу о сиротах, живших во флигеле евангелической богадельни. В 1887–1889 годах для приюта было построено здание в Гороховском переулке, строительством руководил архитектор Максимилиан Геппнер. Геппнер, бывший лютеранином по вероисповеданию, служил в московском Воспитательном доме и с большим вниманием отнесся к удобству и внешнему виду приюта для детей. Фасады он выполнил в контрастном сочетании красного и белого кирпича, а в декоративную отделку включил ковку – флюгеры, козырек над входом и пр. Для отдыха детей на открытом воздухе были предусмотрены обширный сад и площадка для игр. В зимний период часть сада и площадки заливали водой и устраивали каток.
В приюте воспитывалось около 40 детей. При попечительстве имелось бюро для подыскания работы, швейная мастерская, лазарет, фонд дешевых квартир. Нуждающимся выплачивались пенсии и пособия.
Попечителями богадельни являлись совладельцы кондитерской фабрики "Эйнем" – отец и сын Ю. и В. Гейс, предприниматель Рудольф Герман, банкиры Юнкеры, известные промышленники Вильгельм Кайзер и Рудольф Шпис, семья чаеторговцев Марк, архитектор Эрихсон и его родственники – мукомольные заводчики Эрлангеры.
В настоящее время особняк отреставрирован и украшен живописными декоративными панно. В нем находится школа акварели Сергея Андрияки.
Евангелическая больница
Переулок Обуха (бывший Грузинский), 5, стр. 1
Евангелическо-лютеранская больница на Воронцовом поле. Фотография 1906 года.
Евангелическо-лютеранская больница была создана в 1879 году и изначально располагалась в Сокольниках на Ивановской улице. Помещение было небольшим, всего на 12 коек. Число пациентов все время росло, и со временем возникла необходимость в новом здании. Для создания больницы больших размеров был образован Комитет, состоявший из врачей, пастора и московских немцев-предпринимателей. В 1895 году благодаря крупному пожертвованию, сделанному Эммой Максимовной Бонза и ее братом Гуго Максимовичем Вогау, Комитету удалось приобрести участок земли на Воронцовом поле, владение №14 (территория современных домов №5с1 и 5с2 по переулку Обуха). В 1903 году на этом участке началось строительство нового медицинского комплекса по проекту О.В. Дессина. Проект был выполнен в стиле "северной готики" – с многочисленными башенками, пинаклями, навесными бойницами, зубцами и шатровыми кровлями. Кроме лечебных корпусов, больничный комплекс включал амбулаторию, аптеку, здание администрации, православную часовню, жилой корпус для больничных служащих.
Неимущих в больнице лечили даром. Их бесплатно обслуживали в амбулатории, выдавали лекарства. Более состоятельные должны были платить в зависимости от условий содержания. (День пребывания в палате на одного человека стоил 5 рублей, на двух-четырех человек – 4 рубля.)
Евангелическая больница принимала всех, без различия вероисповеданий. В 1891–1892 годах в ней лечилось 122 протестанта, 54 православных 6 католиков, 1 иудей. Впоследствии большинство больных были православными, как и в обычной московской больнице. В 1911–1912 годах состав пациентов был следующим: 929 православных, 330 протестантов, 70 католиков, 49 иудеев, 18 старообрядцев, 11 apмян-католиков, 2 мусульманина, 2 караима. Однако практически все врачи и сестры милосердия принадлежали к немецкой национальности. В совет больницы входили лютеранские и реформатские пасторы, а также члены московских протестантских общин. Среди них было немало крупных предпринимателей, оказывавших больнице существенную материальную помощь.
Большое значение в евангелической больнице придавалось тому, чтобы пациенты всегда могли получить моральную поддержку. В одном из отчетов было записано: "Больные имеют право требовать оказания духовной помощи священнослужителями их конфессии в любое время и, если возможно, на родном языке".
Евангелический лазарет в клинике Отто фон Шимана, действовавший в годы первой мировой войны
Яузский бульвар, 9/6, стр. 1
Здание бывшего особняка Рюхардтов, впоследствии - лечебницы Отто фон Шимана. Фотография 1954-1956 гг.
Про доктора Отто фон Шимана известно, что он родился в 1869 году в Риге; учился в Дерптском и Кенигсбергском университетах, затем служил в частной клинике в Кенигсберге. В 1902 году О. фон Шиман приехал в Москву, где стал работать в евангелической больнице. Во время русско-японской войны он был главным врачом евангелического полевого лазарета.
В начале ХХ века О. фон Шиман организовал в Москве собственную клинику и арендовал для нее здание у английской подданной Е.И. Мак-Гилл. Здание, арендованное фон Шиманом под лечебницу, ранее принадлежало жене прусского подданного Георга Рюхардта – Фанни Карловне Рюхардт (в девичестве Вогау (немка)), которая и построила этот изящный особняк в 1897–1898 годах, пригласив для работы над проектом дома архитектора С.Ф. Воскресенского. Тот выстроил особняк в смешанном эклектичном стиле, сочетавшем черты модерна, неоготики и классицизма; здание увенчано башенками в виде усеченных шатров с ажурными решетками и шпилями в завершениях, а также колоритными дымниками, фасады дома украшены лепными фризами. Семья Рюхардтов была богата, поэтому особняк был поистине роскошным.
В 1906 году Ф.К. Рюхардт покинула Россию, в 1910 году ее сын продал особняк Джейн Мак-Гилл (по-русски – Евгении Ивановне Мак-Гилл), которая почти сразу сдала его в аренду доктору фон Шиману под оборудование лечебницы, оговорив срок аренды в 5 лет. Здание особняка было приспособлено под лечебницу, рассчитанную на 50 коек, в связи с чем были выполнены перепланировки и сделано переоборудование некоторых помещений.
1 августа 1914 года, в день вступления России в первую мировую войну, в евангелической лютеранской церкви Петра и Павла был отслужен молебен о даровании победы России. Тогда же прихожане собрали 400 рублей в пользу Евангелического полевого лазарета Красного Креста, который О. фон Шиман разместил в своей клинике.
Богадельня евангелического попечительства о бедных
Улица Фридриха Энгельса (бывшая Ирининская), 32, стр. 1
Бывшая богадельня евангелического попечительства о бедных. Фотография 1990-1991 гг.
Евангелическое попечительство о бедных было основано московскими протестантами в 1847 году. В соответствии с Уставом, его члены делились на три категории: "благодетели" вносили пожертвования, "действительные члены" ежегодно платили взносы; кроме того, около 30 человек непосредственно занимались помощью бедным. За каждым из них был закреплен определенный участок города. Они обходили квартиры малоимущих членов евангелических общин и оказывали им помощь на деньги, выделяемые попечительством. Регулярно велись скрупулезные отчеты о расходах.
Вскоре после своего создания попечительство занялось сбором средств для открытия богадельни. На добровольные пожертвования прихожан трех евангелических общин – святого Михаила, святых Петра и Павла и Реформатской – был куплен дом на Немецкой улице, и в феврале 1854 года богадельня открылась. На первых порах она смогла принять всего 40 человек. Позже богадельня дважды расширялась, и 1875 году под кровом ее уже обитали 90 неимущих.
Здание приюта на Ирининской улице (ныне ул. Фридриха Энгельса) было построено по проекту Ф.И. Роде в 1896–1897 годах. Принадлежавший к общине кирхи святого Михаила архитектор Роде сообщил новому каменному зданию богадельни черты средневековых домов северной Германии. В пустующей сегодня нише-эскедре на уровне третьего этажа когда-то размещалась скульптура Христа, а этажом ниже была установлена табличка с русским и немецким текстами об истории создания и назначении богадельни.
Немецкий клуб
Улица Пушечная (бывшая Софийка), 9
Здание бывшего немецкого клуба на Софийке. Фотография 1938-1940 гг.
B XIX веке начали появляться культурные светские объединения московских немцев. Первым из них стал клуб, официальное открытие которого состоялось в 1819 году. Его посещали тысячи людей – и немцев, и русских, –и неудивительно, что память о нем сохранилась не только в дошедших до наших дней ежегодных финансовых отчетах клуба, но и в свидетельствах современников. В Немецком клубе устраивались танцы, концерты, торжественные обеды. Туда приходили поиграть на бильярде, обменяться новостями, отведать различных напитков. Первые годы существования клуб неоднократно менял адрес, но с 1860 года прочно обосновался на Софийке.
С 1830 года в него начали принимать русских, и вскоре они уже со составляли больше половины членов клуба. В 1889 году было отменено первоначально заведенное правило, согласно которому переписка и протоколы собраний велись исключительно на немецком языке. Но несмотря на значительную русификацию, клубу был присущ неизменный немецкий колорит: часто звучала немецкая музыка, из Германии приглашались актеры и музыканты.
Этот клуб, фактически превратившийся в русско-немецкий, долгое время был самым популярным в Москве. В середине XIX столетия его ежегодно посещали 62 тысячи человек.
B 1891 году в помещении Немецкого клуба устраивались спектакли Общества искусства и литературы. Здесь Станиславский поставил пьесу Л.Н. Толстого "Плоды просвещения", имевшую колоссальный успех.
В клубе проходили и выставки. Так, в 1883 году в нем экспонировались полотна В.В. Верещагина увидеть которые захотело поистине небывалое количество людей. Особенно много было публики, так сказать, "из демократических слоев" поскольку вход стоил дешево – всего 5 копеек. Долго потом не утихали споры о творчестве художника, во многом получившего известность благодаря этой выставке.
Жизнь в Немецком клубе била ключом, и потому он имел большой доход, значительная часть которого шла на благотворительные цели. Вот, к примеру, перечень пожертвований, сделанных Немецким клубом в 1876–1877 годах: в пользу больных и раненых воинов (шла русско-турецкая война); евангелическо-лютеранских церквей Святого Михаила и Святых Петра и Павла; мужской и женской Петропавловской гимназии; школы для бедных детей и сирот евангелического исповедания; евангелической богадельни и приюта; евангелического попечительства о бедных; благотворительного общества; приюта для детей лиц, сосланных в Сибирь. Помимо этого, клуб выплачивал пенсии своим неимущим членам.
Впрочем, во второй половине XIX века Немецкий клуб славился не только своими делами милосердия, но и шумными скандалами, и разорительной карточной игрой. Предписание Устава 1819 года о том, что "каждый сочлен может вводить в клуб гостей с ручательством за их поведение… и дам, но не женщин с дурной репутацией", не выполнялось. Ванда, героиня одного из рассказов А.П. Чехова, вспоминала, например, "о зубном враче Финкеле, выкресте, которому она однажды за ужином в Немецком клубе вылила на голову стакан пива". А вот что писал о клубе на Софийке В.А. Гиляровский: "В Немецком клубе на маскарадах, в "убогой роскоши наряда", в трепаных домино "замарьяживали" с бульвара пьяных гостей, а шулера обыгрывали их в карточных залах". Карточный зал в Немецком клубе выглядел так: "Десяток круглых столов; по 10–12 игроков сидят за каждым, окруженные кольцом стоящих… На дамах бриллианты, из золотых сумочек они выбрасывают пачки кредиток… Тут же сидят их кавалеры, принимавшие со стороны участие в их игре или с нетерпением ожидающие, когда дама проиграется, чтобы увезти ее из клуба".
В одном здании с Немецким клубом находился ресторан "Альпийская роза" "Вход в ресторан был строгий: лестница в коврах, обставленная тропическими растениями, внизу швейцары, и ходили сюда завтракать из своих контор главным образом московские немцы. После спектаклей здесь собирались артисты Большого и Малого театров и усаживались в двух небольших кабинетах". В "Альпийской розе" собирались на свои заседания члены австро-венгерского вспомогательного общества.
В 1914 году Немецкий клуб был переименован в "Славянский", а еще через четыре года ликвидирован. Сейчас помещения его занимает Центральный дом работников искусств (ЦДРИ). Мемориальная доска сообщает, что в здании этом бывал К.С. Станиславский, в 1920 году выступал Ленин, а о Немецком клубе, просуществовавшим здесь более полувека, – ни слова.
Московские немецкие хоровые общества
Улица Никольская, 17 (ресторан "Славянский базар") – здесь собирались члены "Лидертафеля" и "Мужского хорового общества"
Гостиница "Славянский базар" на Николькой улице. Почтовая карточка издательства И.Е. Селина. 1909-1910 гг
Главный источник об их деятельности – ежегодные отчеты, в которых не только очень подробно повествуется обо всех концертах, но поименно перечислены все участники хоров и члены обществ указывается и род их занятий. Биографические сведения обычно содержатся в некрологах. Отчеты написаны очень живо и непринужденно. Их авторы, скорее, не отчитываются, а увлеченно рассказывают.
Лидертафели – это немецкие мужские хоровые любительские общества. Первый "Лидертафель" возник в Берлине под руководством композитора К. Цельтера. Вскоре они распространились по Германии, Швейцарии, Австрии.
Московский "Лидертафель", основанный в 1861 году, состоял из оркестра и хора и насчитывал около двухсот участников. Концерты "Лидертафеля", на которых звучала немецкая и русская классическая музыка, были широко известны в Москве.
В 1874 году появляется "Мужское хоровое общество" В конце XIX века его хор состоял из 100 человек. Общество рассматривалось как подготовительная ступень для поступления в Лидертафель.
"Лидертафель" и "Мужское хоровое общество" были не только творческими коллективами, но и просто дружескими компаниями. Их участники часто выезжали за город, где устраивали музыкальные пикники, ходили друг к другу в гости, встречались на семейных вечерах и концертах, вместе отмечали религиозные и светские праздники. Кроме того, существовал женский и смешанный хоры.
Московское гимнастическое общество
Цветной бульвар, 5
Здание гимнастического общества на Цветном бульваре. Фотография 1888-1893 гг
Общество, основанное в 1868 году, фактически было немецким, хотя это не отразилось в его названии. В 1887 году специально для него по проекту Бориса Викторовича Фрейденберга построили здание на Цветном бульваре.
В 1894–1895 годах из 468 членов гимнастического общества 220 являлись германскими и 207 – русскими подданными (из них большинство также были немцы), кроме того, в общество входили австрийцы, англичане, швейцарцы французы. Но уже в 1912–1913 годах из 455 членов общества 259 были русскими подданными и 164 – германскими. Преобладали купцы и фабриканты.
Занятия гимнастикой часто проходили на природе – в Сокольниках или в Останкине. В ресторане общества устраивались всевозможные празднества, вечера и концерты.
Московское немецкое общество
Большой Кисельный переулок, 11
Большой Кисельный переулок. Высокое темное здание - дом, в котором располагалось Московское немецкое общество. Фотография 1904-1917 гг
В одной из квартир этого дома обычно собирались члены общества. Здесь же находилась его библиотека.
Главная цель Московского общества, организованного в 1907 году, заключалась в объединении московских немцев, в сохранении их языка и культуры, укреплении семейных уз. При обществе были созданы кружки, в которых детей с 4–5 лет обучали немецкому языку. В 1913 году открылся немецкий детский сад, а в 1908-м удалось даже организовать школу с преподаванием на немецком языке, В 1908/09 году в ней обучалось 69 детей, в 1913/14-м – 140.
Библиотека общества регулярно получала немецкие газеты и журналы, издававшиеся в России (13 наименований) и в Германии (26 наименований). На лекции, рассчитанные на любой вкус, нередко приходили всей семьей.
При обществе имелась юридическая консультация, бюро по подысканию работы; нуждающимся помогали деньгами. В начале первой мировой войны, когда развернулась антинемецкая кампания, общество было ликвидировано.
"Союз русских граждан немецкой национальности"
Улица Маросейка, 13 (сегодня от этого дома остался лишь фасад в руинах, на карте города этот адрес отсутствует)
Маросейка, 13 - дом, в котором до 1918 года располагался Союз русских граждан немецкой национальности. Кадр из кинофильма "Покровские ворота". 1982 год.
В августе 1917 года в Москве был зарегистрирован "Союз русских граждан немецкой национальности". Бюро его располагалось в одной из квартир дома № 13 по Маросейке. Официальное признание во "второй столице России" такого союза в час, когда войне еще не было видно конца, достаточно красноречиво свидетельствует о той степени демократии, какой достигла в ту пору Россия. Регистрация союза требовала также немалой смелости московских властей, ибо сам этот шаг мог вызвать возмущение шовинистов и борцов с "немецким засильем".
Единственный источник о деятельности этой организации – газета "Московские известия", которая выпускалась "Союзом русских граждан немецкой национальности" с февраля по июль 1918 года. Всего вышло 12 номеров. Большая часть материалов освещает внутри- и внешнеполитические события.
В союз вступили бывшие члены Московского немецкого общества, а также прибалтийские и польские немцы, выселенные в Москву во время первой мировой войны. В феврале 1918 года в нем насчитывалось 1300 членов, в апреле – 1570.
Естественно, что большинство из них, особенно те, кто пострадали от антинемецкой кампании, искали в союзе защиты, стремились обрести хоть какую-то опору в жизни, почувствовать себя людьми, а не изгоями.
Союз считал себя преемником Московского немецкого общества, однако существенно отличался от этой организации, что проявилось даже в его наименовании. А в нем, как видим, упоминание о национальной принадлежности оттеснено на второй план. Такое название было дано не только для того, чтобы отмести всякие подозрения в пособничестве или сочувствии Германии. Оно прежде всего отражало и реальное положение большинства немцев в России, ставшей родиной еще для их дедов и прадедов.
Кроме того, Московское немецкое общество создавалось в мирное время, когда немцев никто не преследовал, и занималось оно в основном культурной деятельностью. "Союз русских граждан немецкой национальности" возник совсем в иной обстановке. Взаимопомощь немцев была его главной задачей, а для этого необходимо более тесное сплочение, чем в обычном просветительском обществе, и уже само слово "союз" предполагает именно такую связь.
Союз помогал своим членам подыскать работу и жилье, поддерживал материально. Занимался он и организацией концертов (иногда они устраивались в Петропавловской лютеранской церкви), литературно-музыкальных вечеров, спектаклей, танцев. Был и свой спортивный зал. Ожидалось открытие немецкой школы и детского сада.
Точную дату ликвидации "Союза русских граждан немецкой национальности" установить не удалось. Вероятно, это произошло во второй половине 1918 года, так как уже с августа "Московские известия" перестали выходить.