Усадьба Грачевка. Ховрино.
Москва полна достопримечательностей, но про особую атмосферу или красоту Ховрина слышно редко. А это несправедливо! Роскошная, средиземноморской архитектуры усадьба, отчетливо напоминающая творения Шарля Гарнье в Монте-Карло, расположена именно здесь. Белый рустованный камень, затейливые башенки, колонны, обилие скульптуры и декора — эта изысканная вилла, для которой подходящим местом было бы морское побережье, необычна и удивительна для северного города. Еще удивительней то, что она является творением легендарного Льва Кекушева, постройки которого мы привыкли видеть в центре города, а не на его окраинах. И носит эта великолепная усадьба прозаическое название Грачевка. Хотите узнать, как здесь появилась эта жемчужина? — Присоединяйтесь к нашей исторической экскурсии по Ховрину.
Московские гости из Судака, да из Кафы
История ховринской усадьбы очень давняя. Одного из первых владельцев, человека богатого и из приличной семьи, по легенде, прозвали Степаном Ховрой. Согласно словарю Даля, это означает «ротозей, неопрятный человек» и даже бранное «неповоротливая баба». От «ховры» недалеко до «ховри», «хавроньи» и просто «свиньи», но возможно, это ошибка. Потому что есть и куда более аристократическая версия появления Ховриных — напрямую от византийского рода Гавров-Гаврасов крымского происхождения, правивших, якобы, небольшим княжеством Феодоро. Разумеется, красивая версия рождения благородного семейства появилась полутора веками позднее самих событий. Предполагают и родство Степана с византийской императорской династией Комнинов — ведь по одной из версий фамилия его была вовсе не Ховра, а Комрин. Есть гипотеза и о том, что предком Ховриных был совсем не Степан Ховра, а Кузьма Ковря — соратник Дмитрия Донского в походе на Мамая. Теорий много, и вполне можно допустить, что ни Ховры со свинскими манерами, ни благородных Гаврасов или близкого к императору Византии Комрина не было в равной мере, а был, к примеру, какой-то крымский грек, чье имя звучало похоже на Ховру.
О прародителе Ховриных, Степане Ховре, достоверно известно немного. Величавший его князем «Государев родословец» XVI века дал дорогу такому количеству легенд, что распутать их не под силу даже современным историкам. Лишь один факт биографии основателя рода почти не вызывает сомнений: прибывший из Крыма в Москву в конце XIV века Степан Ховра был связан с крымской торговлей. Осев в Москве вместе с сыном Григорием, он стал одним из видных представителей элиты московского купечества— гостей-сурожан.
Торговавшие с Крымом купцы свое название получили от города Сурожа. Известный нам сегодня как Судак, этот главный торговый порт Крыма в те времена носил множество имен: Сугдея у византийцев, Солдайя — в Западной Европе, Судак-Суадаг-Сурдак — на Востоке.
Роль сурожан в средневековой Москве не сводилась к одной лишь торговле. Эти богатейшие, знакомые с иноземными обычаями и говорившие на многих языках люди становились ближайшими помощниками князей и в Москве, и на чужбине. Сурожан брал с собой на Куликово поле Дмитрий Донской, сурожане помогали вызволять плененных купцов, разыскивать украденный товар, переговаривались с властями, кредитовали князей, выставляли людей для княжеского войска и хлопотали о династических браках. Сурожанам принадлежали передовые московские постройки: купец Таракан возвел первые в Москве жилые палаты из кирпича, а сурожане Ховрины стали пионерами каменного церковного строительства. Свои дворы представители торговой элиты ставили непосредственно в Кремле. Такая близость сурожских гостей к московскому «высшему свету» не могла не пойти дальше: к XV веку они станут землевладельцами, а их купеческое прошлое будет едва проглядывать за красивыми легендами боярских родословий. Землевладельцами стали и потомки Степана Ховры. Местность, на которой сегодня располагается парк и усадьба Грачевка, с начала XV века числилась за сыном Степана Ховры — Георгием.
Московские потомки Ховры-Коври-Комрина продолжали торговать в Крыму — теперь через Кафу (сегодняшнюю Феодосию), были крупнейшими вкладчиками и строителями. Имя Ховриных связано с церквями Симонова монастыря, кирпичной Воздвиженской церковью, со строительством первой (впрочем, неудачной) версии каменного Успенского собора Московского кремля, а также ряда кирпичных палат. Внук Ховры Владимир Григорьевич Ховрин стал боярином и казначеем великого князя Московского Ивана III. Он кредитовал удельных князей, скупал земли, участвовал в государственных делах и умер в конце XV века, приняв постриг в Симоновом монастыре. Ховрины следующего, XVI столетия утратили связи с промыслом предков и стали типичной боярской аристократической фамилией. А в XVI веке род разделился на Головиных и Третьяковых.
Тяжелая судьба боярина Шереметева
И вот уже при потомке Георгия Ховры, Василии Третьякове-Ховрине, на рубеже XVI-XVII веков в этих местах появилась церковь великомученика Георгия, а значит, Ховрино получило право называться селом.
Однако после наступило Смутное время, церковь была сожжена отступниками, а усадьба превратилась в пустошь. Следующим ее владельцем стал близкий боярин царя Алексея Михайловича, стольник и тобольский воевода Василий Шереметев. За ним, согласно сохранившимся документам, деревня Ховрино с усадьбой числилась уже в 1646 году.
Портрет боярина и воеводы Василия Борисовича Шереметева. Гравюра Ч. Лауренти.
К середине XVII века в Ховрине вновь появились деревянная церковь (освященная во имя Николая Чудотворца) и 9 крестьянских дворов на 33 человека. К 1678 году имелось уже 11 крестьянских дворов и 4 бобыльских (то есть без земельных наделов), двор вотчинника, а также конюшенный и скотный дворы. Развивалась деревня по большей части без участия ее владельца. Дело в том, что участвовавший в наступлении на Речь Посполитую Шереметев в 1660 году он попал в плен к полякам, те передали его крымским татарам, и он пробыл у них в заключении аж 21 год! Много раз царь Алексей Михайлович и его сын Федор Алексеевич предпринимали попытки освободить боярина, но они срывались, в том числе когда казалось, что долгожданная свобода обретена. Самодержцы не бросали пленника: регулярно поддерживали Василия Борисовича и его семью. Из татарского плена Шереметев вышел только в конце 1681 года — истощенный, изможденный и с практически уничтоженным здоровьем. Он занял свое место в Боярской думе и не раз сидел за столом у государя, но прожил лишь полгода после возвращения. В апреле 1682 года военачальника не стало. По его завещанию Ховрино перешло его дочери и стало частью ее приданого — она вышла замуж за князя Якова Алексеевича Голицына. Позже имением владели Пронские и Пожарские, а затем оно отошло в царскую казну.
Головины
В 1700 году сын Алексея Михайловича — Петр I — жалует усадьбу Ховрино Федору Алексеевичу Головину, потомку Ховриных. Так имение возвращается к своим исконным владельцам.
Федор Алексеевич Головин (1650-1706) — боярин, с 1702 года — граф, один из ближайших сподвижников царя, первый в России генерал-фельдмаршал, генерал-адмирал и первый кавалер ордена Святого Андрея Первозванного, человек самых выдающихся достоинств, сыграл большую роль в создании русского флота, заведовал иностранными делами и всегда был открыт ко всему новому, что особенно нравилось Петру. Скончался Головин по дороге в Киев, где тогда находился государь, спустя долгие месяцы его останки похоронили в семейной усыпальнице, Симоновом монастыре.
Федор Алексеевич Головин. Художник В. Н. Бовин. 1848 год.
Сам граф был, наверное, слишком занят, чтобы всерьез заниматься устройством имения, так что постройка Знаменской церкви на старом ховринском кладбище, где хоронили местных крестьян, — это заслуга его вдовы, унаследовавшей Ховрино. В дальнейшем же имение перешло к сыну Федора Алексеевича — Николаю Головину — и оставалось в собственности семьи более ста лет. При Головиных была сформирована регулярная осевая планировка усадьбы, разбит плодовый сад и регулярный липовый парк с прудами на реке Лихоборке. В центре композиции располагался деревянный барский дом, к которому с юго-запада вела подъездная аллея.
На пепелище
В начале XIX века, в 1811 году, внучка адмирала Ф. А. Головина — Екатерина Барятинская — продала село князю Петру Оболенскому. Но не успел он толком вступить во владение, как случился 1812 год. Усадьбу разграбили и сожгли французские солдаты. Средств на восстановление у Оболенского было недостаточно, владения он продал, и Ховрино перешло к Столыпиным, которые не только возродили усадьбу, но и несколько изменили ее: построили новый дом, на реке Лихоборке устроили большой пруд, парк сделали более компактным, разбили фруктовый сад.
Село Ховрино на карте окружностей Москвы 1823 года.
В 1859 году Ховрино перешло к следующему владельцу — миллионеру и фабриканту Евграфу Молчанову. Кто он? Потомственный купец, у которого была чайная компания, пара фабрик и любовь к возведению зданий. Живя в центре Москвы, на Покровке, он перестроил храм Троицы на Грязех, для чего пригласил знаменитого архитектора Михаила Быковского. Сам Молчанов был старостой этой церкви и своими благими делами заслужил уважение прихожан. Окрестные жители вообще благоволили миллионщику, ибо его стараниями также появлялись общежития для рабочих и школы для их детей.
Одна из ситцевых фабрик Молчанова находилась там же, на Покровке. Вторая — на севере от города, в небольшом селе Ростокино. Тамошним рабочим, рассуждал купец, нужно где-то молиться, поэтому он отреставрировал и заново освятил местную церковь в соседнем Леонове (нынешний адрес — ул. Докукина, 15). Купив другое северное село, Ховрино, Евграф Владимирович сразу взялся за любимое дело — начал строить.
Об энтузиазме Молчанова убедительно писал его современник Алексей Ярцев в своих «Подмосковных прогулках»: «На голом почти, но красивом месте, благодаря красивым прудам и речке, был разбит парк. На тройках привозили сюда громадные деревья разных пород: кедры, пихты, лиственницы, сосны, тополя, всевозможные кустарники и проч. Запестрели клумбы цветов, выросли красивые беседки, мостики, гроты. Громадный трехэтажный дом был отделан заново, выстроены и еще несколько новых флигелей... Заведена была большая ферма, построены хозяйственные службы и водокачка».
К середине девятнадцатого столетия в Москву и Подмосковье нагрянули кардинальные изменения, пришла «цивилизация». Через парк в Ховрине протянулась Николаевская железная дорога, место стало доступным. Предприимчивый владелец имения быстро сориентировался в новых реалиях. Окрестные земли он определил под дачи. На границе имения построил летние домики и сдавал их состоятельным москвичам. В деревенских же домах проводили лето люди победнее. Для удобства постояльцев и привлечения новых дачников соорудили платформу Ховрино. Сейчас станция, как большинство ей подобных, окружена железнодорожной инфраструктурой и обвита проводами. Тогда же это был уютный подмосковный полустанок среди деревьев и цветов, откуда виднелись сады благополучного поместья.
Село Ховрино на топографической карте окрестностей Москвы 1878 года.
К радости купца, Ховрино было селом, а значит, там тоже стояла церковь. Она порядком обветшала, и Молчанов решил ее разобрать, а взамен поставить новую и красивую. Руководить строительством пригласили уже знакомого специалиста Михаила Быковского. 50 тысяч рублей и два года работы — но Евграф Молчанов не дожил до открытия храма. Храм стоит в Ховрине по сей день, а вот окружающий пейзаж неоднократно менялся. Но здесь по-прежнему живет память о меценате, который жадности и строительству торговых рядов предпочитал благотворительность и развитие города.
Но и этот эпизод в истории усадьбы был далеко не последним! Усадьба Имение снова было продано и продано человеку с крайне скверным характером — купцу Панову.
Дикий барин
В 1869 году увидела свет сказка М. Е. Салтыкова-Щедрина «Дикий помещик». Как и многие образы великого русского сатирика — премудрый Пескарь, медведь на воеводстве — персонаж новой сказки быстро зажил самостоятельной жизнью, благо за реальными его воплощениями дело не стало. Вот и в имении Ховрино десятью годами позже поселился новый владелец, очень быстро заработавший прозвище Дикий Барин...
Вспомните некрасовскую «Железную дорогу», одно из самых пронзительных стихотворений о бесправии русского мужика, которым помыкают все кому не лень:
...В синем кафтане — почтенный лабазник,
Толстый, присадистый, красный, как медь,
Едет подрядчик по линии в праздник,
Едет работы свои посмотреть...
Фигура подрядчика здесь едва ли не главная: граф Клейнмихель из эпиграфа, приближенный царя, олицетворяющий государство,— далеко; тираны-десятники («...с песней десятники бочку катили...») — и сами люди подневольные. Именно он, пройдошливый купец, умеющий втереть кому надо «барашка в бумажке» и получить подряд на поставку ли, на строительство,— и есть главный супостат и эксплуататор бессловесного простого народа, который чуть что: «ложись и помирай». Состояния делались фантастические и буквально за несколько лет: и на каторжной работе, и на недоплате, и на «хозяйских харчах»...
Вот и купец Панов пришел «из ниоткуда» — он не значится в списках тогдашних московских купцов, видимо, не хотел «светиться». Известно, что капиталы свои он заработал на подрядных работах при строительстве железных дорог. Знававшие его отзывались о нем как о беспринципном и вздорном человеке, который на строительстве не гнушался иметь дело даже с уголовниками. В Москве же он «жил по-купецки», то есть широко и шумно, регулярно поставляя скандальный материал газетным хроникерам.
Купив в 1879-м Ховрино, он за десять с небольшим лет владения усадьбой неоднократно демонстрировал окружающим, что значит знаменитое купеческое «ндраву моему не препятствуй». Не заплатить за работу, заставить переделывать почти законченное, поглумиться-покуражиться — все это составляло для него естественную потребность. Иной раз, правда, нарывался: нанял как-то по весне рабочих набивать погреб льдом, да вместо платы начал их бить за якобы плохую работу железной палкой, так в результате отделали уже его самого...
Особых переустройств в усадьбе от Панова не осталось. Более того, в 1884-м она сгорела дотла. Видимо, руку приложили «благодарные» Панову соседи-крестьяне. Просчитался он: это не в уральской глуши поденщиками помыкать. Купчина дернулся было «в инстанции», да вступился за мужиков местный священник, и суд был не купленный, и репутация у «дикого барина» — соответствующая. Восстанавливать дом он не стал — все же 10 тысяч убытку, а где гарантия, что снова не пожгут? Через три года случившийся в этих краях Петр Ильич Чайковский запишет в дневнике: «Пошли далее в Ховрино. Завтрак в лесу около пустой дачи. Грязь и мерзость».
Последнюю свою каверзу Панов, переселившийся в лучший из миров в начале 1890-х, учинил в завещании, обойдя наследников и оставив «движимое и недвижимое» основанному двадцатью годами ранее «Обществу попечения о детях лиц, ссылаемых по судебным приговорам в Сибирь». Можно не сомневаться, что судьба сироток его не волновала, а стремился он насолить родным. Те впоследствии пытались оспорить завещание (наследодатель пил запоем, и они рассчитывали на этом выехать), да не смогли. Говорят — хотя подтверждения найти не удалось, — что интересы ответчика в суде представлял сам великий Плевако. Что же, Федор Никифорович часто защищал интересы слабых и униженных. Удалось ему отстоять имущество подзащитного и в этот раз.
Представители выигравшего суд общества нашли на усадебный участок покупателя. Им стал известный предприниматель и меценат Митрофан Грачев. Имение обрело нового, на этот раз — совсем не «дикого» хозяина.
Грачевка
Так на сцене появился купец первой гильдии Митрофан Семенович Грачев. Он приобрел Ховрино в 1895 году. К тому моменту это была не усадьба, а пепелище, но для Грачева — строительная площадка. Митрофан Семенович был очень состоятельным человеком и щедрым благотворителем. Он женился на Варваре Николаевне Шапошниковой, тоже из богатой купеческой семьи. Детей у них родилось десять: три сына и семь дочерей. Дети породнились с другими состоятельными семьями — Бахрушиными, Прохоровыми, Щаповыми.
Деньги в семье Грачевых завелись задолго до Митрофана Семеновича. Дед, Дмитрий Петрович, и отец, Семен Дмитриевич, не только занимались торговлей, но и сдавали лавки в аренду и играли на бирже. Говорить и писать откровенно о таком способе предпринимательства было не принято, иногда утверждали, что состояние Грачевы сделали на Северной железной дороге, но скорее всего, имелась в виду покупка акций. Свободные средства отец вкладывал в недвижимость в Москве и акции, так что, несмотря на большую семью, детей Грачевы вполне обеспечили.
Усадьба Грачевка. Вид из парка.
Легенда повествует, что в юности Митрофан сопровождал богатого купца в поездке за границу и якобы выиграл в казино в Монте-Карло большие деньги. Идея о выигрыше появилась, наверное, после кончины купца, потому что к тому моменту уже прославилась его загородная усадьба, знающим людям очень напоминавшая знаменитое казино постройки Шарля Гарнье. Однако это не точная копия работы французского архитектора, которая Грачеву явно нравилась.
Парковый фасад усадьбы Грачевка.
Митрофан Семенович пригласил для постройки усадьбы московских специалистов. Главным архитектором стал Лев Николаевич Кекушев, очень модный в то время. Кекушев — человек с довольно таинственной биографией, в которой так же много темных мест, как и в истории рода Грачевых. Но тайны эти искусства не касались! Кекушев славился своими особняками в духе франко-бельгийского модерна, крайне тщательно продуманными интерьерами, умением работать с различными материалами и знаменитой «подписью» в виде статуи или барельефа льва. Кстати, львы в Грачевке тоже есть — лежат у лестниц.
Усадьба Грачевка. Кекушевские львы.
Вторым архитектором усадьбы стал Георгий Кайзер, с которым заказчик уже имел успешный опыт сотрудничества. Архитектор Кайзер больше всего специализировался на церквях и церковных зданиях, но гражданской архитектурой тоже занимался, главным образом, в духе неоклассицизма и в псевдорусском стиле.
Усадьба Грачевка. Лестничный спуск от дома к парку.
То, что получилось у Кекушева и Кайзера, до сих пор выглядит исключительно. И в самом союзе двух архитекторов есть смешение стилей. Получилось эклектично, но красиво, роскошно, богато и совершенно непривычно для Москвы или Ховрина. Великолепный особняк с лестницами, кариатидами, балюстрадами, башенками, чешуйчатыми гранеными куполами с люкарнами, лепниной, скульптурой, с изумительными интерьерами, в которых, скажем, на пышной раме зеркала можно встретить вензель бывшего владельца — «М. Г.».
Усадьба Грачевка. Лестницы и парковые террасы.
Насладиться своим новым домом хозяин не смог — особняк был достроен лишь через год после его смерти, а умер Митрофан Семенович в 1899-м, не дожив до шестидесяти лет. До самой революции 1917 года усадьбой и домом владела его вдова, Варвара Николаевна, и вместе с сыном Семеном довела проект супруга до совершенства.
Усадьба Грачевка. Кариатиды, держащие в руках символы искусств — лиру и свиток.
Грачевка превратилась в красивейшее и популярнейшее место Подмосковья. Церковь, дом, ограда, парк — все находилось в гармонии и все восхищало. Сюда приезжали все ценители прекрасного: от музыкантов до поэтов, от журналистов до художников. В Грачевке бывали П. И. Чайковский, А. Н. Толстой, В. А. Гиляровский. В Знаменской церкви прошел обряд венчания поэта В. Я. Брюсова с Иоанной Рунт. В усадебном парке писал свои картины художник К. В. Лемох.
Усадьба Грачевка. Купол и шпиль башенки.
Разумеется, в 1918 году все дома у Грачевых отобрали большевики. Кстати, иностранные жильцы (посольство Германии), въехавшие в городскую усадьбу вдовы Грачевой, хозяйке предложили остаться — Варвара Николаевна умерла там в 1939-м.
Новое время
На белоснежную усадьбу в Ховрине сейчас можно полюбоваться разве что через черные прутья решетки: уже много лет здесь находится центр восстановительной медицины и реабилитации. Зато открыта всем желающим Знаменская церковь, которая раньше относилась к усадьбе — была одновременно и домовой, и приходской. Впрочем, стоит поблагодарить судьбу, что наследие купцов и храм сохранились: за долгий XX век они пережили не одну драму.
Судьба храма
Большевиков на пороге усадебного дома встречала вдова Митрофана Грачева — Варвара, урожденная Шапошникова, и сын Семен — один из десяти их детей. Конечно же, новые власти конфисковали усадьбу, но хотя бы сохранили жизнь владельцам. Варвара Грачева умерла в 1939 году, некоторые из членов семьи эмигрировали. Усадьбу спустя несколько лет отдали Петровской сельскохозяйственной академии, которая разместила здесь рабочий факультет. Наука наукой, но именно академия настаивала на ликвидации церкви, земли которой также перешли будущей «Тимирязевке»: учебное заведение хотело устроить там клуб или общежитие. В окруженном акациями вместо ограды храме сделали опись имущества, но закрывать пока не стали. Кстати, впоследствии опись пригодилась для восстановления исходного вида храма.
В церкви в то время служил батюшка Константин Виноградов. В первые послереволюционные годы прихожанам еще разрешали «отправлять культ». Но затем церковью заинтересовалась еще одна сторона — железнодорожники, — они также хотели разместить здесь свой клуб. На отца Константина написали донос. Вместе с многодетной семьей его выгнали из церкви и из дома. Чтобы прокормиться, он совершал панихиды, а после второго доноса был уже арестован.
Храм все равно действовал. Его последними батюшками стали отец Николай Касаткин и архимандрит Амвросий (Астахов). Их судьба также закончилась трагически из-за ложных доносов в 1937-м. В 1939-м храм закрыли.
Кумысотерапия
Несмотря на трудную судьбу, «Тимирязевке» церковь все-таки не отошла, а затем академия и вовсе покинула усадьбу. Вместо рабочего факультета там расположился туберкулезный диспансер для женщин, который перед началом Великой Отечественной войны переделали в кумысолечебницу. Считалось, что кумыс (кислое кобылье молоко) помогает при лечении туберкулеза.
В народе кумыс применяли от чахотки еще с незапамятных времен, а в середине XIX века дипломированный врач Нестор Постников открыл кумысолечебницу в Самаре, слава о которой прокатилась по всей России. Цены в лечебнице были доступными, и она избавляла больных от необходимости выезжать за кумысом к кочевникам и жить с ними какое-то время.
Доктор до революции не дожил, а с началом Первой мировой войны спрос на кумыс упал. Однако пришедшие к власти большевики решили восстановить лечебные учреждения. Кумысолечение в СССР встало на научные рельсы, было включено в курортные программы, и один из подобных санаториев как раз оказался в Грачевке. При этом усадебные пруды там осушили, а парк вырубили. Пострадало и кольцо из акаций вокруг церкви — вместо них она получила ограду, храм обезглавили и отдали под фабрику для слепых.
С началом Великой Отечественной войны линия фронта проходила недалеко от Ховрина, и клиника стала военным госпиталем. Там в том числе лечились солдаты из знаменитой 316-й Панфиловской дивизии. В приусадебном парке находится братская могила павших защитников Москвы и два памятника — всем оборонявшим город и отдельно бойцам из Панфиловской дивизии.
После войны в Грачевке открылся женский туберкулезный санаторий, а в 1947 году в усадебном дворце разместилась Московская областная физиотерапевтическая больница. Ее много раз переименовывали, сейчас она называется Клиническим центром восстановительной медицины и реабилитации.
До нынешних дней главный дом сохранился неплохо, больше всего пострадал парк. Сельское кладбище было уничтожено, дома снесены, речка Лихоборка убрана в коллектор, а вокруг выросли высотные жилые районы. И сейчас на некоторых фотографиях усадебного дома в кадре виднеются современные кварталы, подошедшие очень близко. В самом же дворце, в окружении роскошной архитектуры, глядя на остатки регулярного парка, пациенты реабилитационного центра, вероятно, принимают вихревые и жемчужные ванны. Впрочем, об этом прохожим и прогуливающимся по частично благоустроенному парку приходится лишь догадываться, поскольку на роскошный дом им приходится любоваться из-за ограды.