Статьи и отчёты

"Вид села Царицына с западной стороны". О.И. Бове. Первая треть XIX века.
 
"Дорога  привела к огромному пруду, рядом с которым был еще пруд больше и живописнее… Ко второму пруду примыкал еще третий, с извилистыми берегами. Вот гуляющие, направляясь от одного пруда к другому, то пешком, то на лошадях, на расстоянии семи верст от Коломенского, начинают завидовать чужому имению, хозяин которого, старик за 70 лет, совершенно равнодушен и к водам, и к лесам, и ко всем живописным видам, приводящим в восторг посетителей", – писала императрица Екатерина II в 1775 году в Париж барону Гримму.
 
Случайная прогулка императрицы для мест, известных под названием Черная Грязь, стала новой точкой отсчета времени: плененная прелестью прудов и их берегов, царица приобрела имение у его владельца князя Сергея Кантемира. Черную Грязь по ее велению переименовали в Царицыно, Царицынским стал называться и верхний Черногрязский пруд. А всего прудов три: верхний – Царицынский, средний – Шипиловский, нижний – Цареборисовский. Иногда их всех называют Царицынскими, иногда же все три – Цареборисовскими.
 
Ильинские ворота и храм Святителя Николая Чудотворца "Большой Крест". Фотография из собрания московского врача Э.В. Готье-Дюфайе. 1910-е годы.
 
В старой Москве, как известно, было великое множество церквей, имеющих в своем названии кроме основного имени по святому или по православному празднику еще и дополнительное – по местоположению в городе –своеобразный адрес, достаточно точный для жителя того времени. Интересно писал об этом Степан Петрович Жихарев.
 
"О чем мы задумались?" – шутя спросил я сегодня Петра Ивановича…" – "А вот, любезный, о чем я думаю, – пресерьезно отвечал мне Петр Иванович. – У какого Николы завтра слушать обедню? У Николы Явленного, у Николы Дербенского, у Николы Большой Крест, у Николы Красный Звон, у Николы на Щепах, у Николы в Столпах, у Николы в Кошелях, у Николы в Драчах, у Николы в Воробине аль у Николы на Болвановке, у Николы в Котелках или у Николы в Хамовниках? Ко всем не поспеешь; а поехать к одному, так чтобы другие причты не обиделись. Все приглашали на храмовый праздник и угощение". Вот подлинно душа-то ангельская!
 
Я так завтра отправлюсь к Николе на Курьих Ножках; там у Лобковых три праздника…"
 
 
Зачатьевский монастырь, по имени которого названы Зачатьевские переулки, удивительным образом вписал в свою историю многие страницы летописи Москвы.
 
B XIV веке к юго-западу от Кремля лежали обширные земли, принадлежавшие московским владыкам. В ту далекую пору большую часть этой местности занимали луга с сенокосами. Они и дали название урочищу – Остожье, или Стоженец (ныне здесь проходит улица, которой возвращено ее исконное имя – Остоженка). Кроме того, из письменных свидетельств мы знаем, что Ходынским и Самсоновским лугами в XIV столетии по праву митрополита Российского владел святитель Алексий. Тихое, уединенное урочище с двух сторон было ограждено реками: Москвой-рекой и Остоженкой, давно уже не существующей, впрочем, как и многие другие малые реки нашей древней столицы. Кроме того, рядом возвышался Кремль, где всегда можно было укрыться в случае нападения неприятеля. Мысль об основании монастыря на этих землях, столь удобных для устройства святой обители, была внушена сестрам митрополита Алексия – Иулиании и Евпраксии – любовью к их старшему брату. И вот по благословению митрополита Алексия и, вероятно, с его помощью (или, как говорили прежде, его иждивением) около 1360 года был заложен древнейший в Москве женский монастырь – Алексеевский, который просуществовал на этом месте почти два столетия. 
 
"В Немецкой слободе. Отъезд Петра Первого из дома Лефорта". Александр Бенуа. 1909 год
 
Русская и немецкая культуры более двух веков были неразрывно связаны друг с другом. Немцы внесли огромный вклад в науку и искусство России. Облик Москвы, Петербурга и некоторых других городов, особенно конца ХІХ – начала XX столетия, во многом определен немецкими архитекторами.
 
С начала XVIII века среди немецкой интеллигенции России преобладали представители самых гуманных профессий – врачи и педагоги. Во время чумы 1771 года и холеры 1831 года немецкие врачи самоотверженно вступили в схватку со страшной эпидемией, жертвами которой пали многие из них. А сколько немецких врачей было в русской армии в Отечественную войну 1812 года! Москвичи помнят до сих пор и, хочется верить, будут помнить всегда "святого доктора" – Ф.П. Гааза. На его могиле на Немецком кладбище всегда лежат цветы...
 
 
Гравюра А.Адама "Сентябрь 1812 года. Пожар Москвы. Наполеон и его штаб на возвышенности перед горящей Москвой"
 
Отечественная война 1812 года является одним наиболее ярких и драматических событий в истории Москвы. Покинутая жителями, разрушенная в результате пожаров, древняя столица стала символом мужественной борьбы русского народа против иноземных завоевателей. "Подобно скале гранитной, Москва противопоставлена была нашествию, и оно, приразясь к ней, раздробилось и обессилело" – так писал издатель журнала "Русский вестник", первый ратник московского ополчения С.Н. Глинка.
 
Высокая нравственная оценка обществом той роли, которую Москва сыграла в разгроме наполеоновской армии, нашла отражение и в графическом образе города, созданном русскими и иностранными художниками, граверами и литографами в 1810–1830-х годах.
 
 
Вид Петровского дворца в Москве. Литография Э. Остейна и Ж.-В. Адама. 1840-е гг.
 
Мое раннее знакомство с Петровским парком побудило меня взяться за перо и вспомнить то яркое, что остается нам на долгие годы от детства и юности. Сложилось так, что до семнадцати лет я рос в той загородной местности тогдашней Москвы, где расположился известный Петровский парк с его не менее известными цыганами. Их появление в парке и окрестностях объясняется прежде всего тем, что еще в XIX веке здесь были созданы разнообразные трактирные и ресторанные заведения. Они и стали местом работы многих кочевых и полукочевых таборных цыган. Автор не застал расцвета одного из любимых в то время загородных мест отдыха москвичей. Но свидетелем его увядания он поневоле сделался, и ему есть чем поделиться с читателем.
 
 

У Китайской стены

 
Москва. Лубянская площадь. Почтовая карточка издательства П.Г. Фон-Гиргенсона. 1897-1899 гг.
 
В этот раз наше путешествие пройдет по Китай-городу – от Варварских до Никольских его ворот, вдоль древней крепостной стены. Ильинка разделила узкое незастроенное пространство между сооружениями Китай-города и стеной на два проезда, почему-то высокопарно именуемых площадями. Старая площадь растянулась от Варварки до Ильинки, а Новая – от Ильинки до Никольской. Правда, в путеводителях и воспоминаниях, датированных 1870–1880 годами, названия площадей поменялись местами, что иногда вносит легкую путаницу.
 
Территория эта, к началу ХХ века ограниченная с одной стороны китайгородской стеной, а с другой – рядом торговых зданий и деловых контор, часто служивших своими нижними этажами сугубо утилитарным, складским, целям, издавна влекла купцов и предпринимателей. При полном пренебрежении к старине (которое, к несчастью, было присуще не только столетию нынешнему) местность эта застраивалась лавками, палатками и складами на протяжении трех веков, с того времени, как возведенные в 1534–1538 годах крепостные стены постепенно стали утрачивать свое первоначальное назначение. До конца XIX столетия деловые дома и конторы так и уживались с многоголосьем пестрого торгового мира. 
 
узнать больше...
 

Зарядье

 
Кремль. Общий вид. Почтовая карточка издательства П.Г. Фон-Гиргенсона.
 
Наш рассказ – об одном из древнейших уголков Москвы. Он находится в южной, приречной, части Китай-города и с XVI века (после того как на Красной площади и вдоль Москворецкой улицы от Варварки до Москворецкого моста появились торговые ряды) именуется Зарядьем. Подол, Поречье – таково старинное название квартала, ограниченного с юга Москвой-рекой, с севера – Варваркой, с запада – теперь не существующей Москворецкой улицей, а с востока – Китайским проездом. В XVI столетии, когда строились оборонительные стены Китай-города, начала складываться и планировка Подола. Издревле в Зарядье жили ремесленники, купцы, приказные, позже сюда переселяются бояре и духовенство. Однако после переезда двора в северную столицу туда же устремляется и большая часть служилого люда.
 
 

Тень Лефорта

 
 
Между славным и между великим
мужем великое находится различие;
славным может быть злого и
порочного сердца человек, но
великим таковой быть не может.
И.И. Голиков.
"Историческое изображение жизни Ф.Я. Лефорта"
 
Лефортово… Это слово я впервые услышал лет этак тридцать назад, когда переехал сюда из самых недр пушкинской Москвы, из Харитоньевского переулка. Помните: «У Харитонья в переулке остановился наш возок…»? Впрочем, тут тоже все было отмечено печатью великого поэта: место, где он родился, крестился, жил первые годы. Но называлось оно – Немецкая слобода. Именно здесь еще при отце Петра Первого – царе Алексее Михайловиче – были поселены все иностранцы, немцы, как тогда именовали англичан, голландцев, швейцарцев, немцев, шведов (немцы, значит, немые, не говорящие по-русски).
 
Собственно Лефортово – несколько дальше, за Яузой; там и парк, и казармы, и Введенское (бывшее Немецкое) кладбище, и печально знаменитая Лефортовская тюрьма, и «Первая петровская гошпиталь» (ныне военный госпиталь им. Н.Н. Бурденко). Имя Петра доминировало. Лефорт был неизвестен. В школе такого не проходили. И только по роману А. Толстого можно было понять его значение. 
 
 
В.Н. Нечаев "Вид из дома нашего на улицу Арбат". 1830-1840 гг. Бумага, акварель.
 
Когда художники прошлого хотели передать все обаяние и теплоту московского пейзажа, их взоры нередко обращались к тому уголку Арбата, который сегодня можно назвать, пожалуй, одним из наименее привлекательных…
 
Многим, безусловно, знакома картина М. Гермашева «Улица Арбат», написанная в начале XX века. Погруженная в зимние сумерки, едва освещенная газовыми и электрическими фонарями улица, неторопливые поздние экипажи. В центральной части полотна, как раз там, где Арбат делает небольшой изгиб, по соседству с шестиколонным особняком в стиле empire изображена красивая шатровая колокольня. Древняя, сохранившаяся от тех времен, когда ниқому не приходило в голову называть Арбат Старым. Чуть дальше высится громада многоэтажного жилого дома. Примета иной эпохи. Это о таких городских контрастах писал Андрей Белый: «…только-только отстроенный дом – декадентский, неравноплечий, нарочито с нахальством присевший одной стороною и взвинченно вздернутый самовольную башней – обращенный кощунственно к церкви». Слишком, конечно, строгой кажется нам сегодня подобная оценка: останься улица такой – она была бы прекрасна…